Триллер — отзывы — стр. 174

Этого фильма в России могло и не быть. Да и зачем его показывать, когда в составе заявлены сплошь никому не известные актеры, сюжет избит (призрак охотится за подростками, бугага), а режиссер не то, что неизвестен, но даже не проглядывается невооруженным взглядом, с его-то двумя фильмами и одной короткометражкой.

Однако «Оно» (правильное название «Оно следует за тобой», спасибо кретинам-локализаторам, вызвавшим ненужные ассоциации с книгой Стивена Кинга) внезапно выстрелило, да еще как! При $2 млн бюджета фильм собрал аж $14 млн и оказался обласкан критиками сайта Rotten Tomatoes, заставив наших прокатчиков крепко призадуматься: а не стоит ли рискнуть и запустить «Оно» и в российские кинотеатры? Сказано – сделано.

Стоит ли идти на «Оно»? Однозначно, да. Не верьте хулительным отзывам, если таковые попадутся Вам на глаза. Фильм не просто пугает. Он заставляет оцепенеть и завороженно наблюдать, как группу подростков преследует…некто. Или нечто. Вам так и не расскажут, что это за фигня происходит, и почему случайный секс может обернуться нешуточной опасностью для жизни. Кстати, это самый главный минус картины – ни единого объяснения. Просто примите, как данность: подростки убегают, а зловещий призрак со множеством лиц неторопливо преследует одного из них везде, куда бы он/она не направился/-лась.

Сюжет прост: после секса с понравившимся парнем (Джейк Вири), Джей (Майка Монро) вдруг узнает совершенно безрадостную новость: отныне ей предстоит постоянно быть начеку, дабы некое привидение-оборотень не убило ее. Оно будет принимать любой облик, даже родных и близких девушки, и следовать за ней до победного конца. Избавиться от него просто: достаточно переспать с кем-нибудь еще, «передав» зловещее проклятие дальше. Но если его следующего обладателя убьют, то предыдущий вновь окажется под угрозой…

Картина не может похвастаться реками крови или километрами вывороченных внутренностей. В какой-то момент даже начинаешь об этом жалеть, потому, что вдруг осознаешь, что согласен на все, лишь бы не слышать жуткой музыки или не наблюдать, как на заднем плане сомнамбулически бредет персонифицированное проклятие. Чью личину оно примерило на этот раз? Неправдоподобно высокого мужчины? Полуголой девушки? Безумной старухи? Режиссер Дэвид Роберт Митчелл заставляет нас поверить, что «оно» может оказаться кем угодно, и нигде, даже в самом укромном уголке планеты Джей не будет в безопасности. Постоянно цитируемый "Идиот" Достоевского оказывается ой, как к месту.

Кстати, о задних планах. Сейчас, когда всевозможных монстров и чудищ буквально с первого кадра в прямом смысле слова суют в лицо, прием с уводом главного антагониста картины на второй, а то и третий план смотрится, с одной стороны, свежо, а с другой – возвращает нас к культовым ужастикам Уэса Крейвена и Джона Карпентера. На соблюдение традиций, заданных этими мастодонтами жанра, намекает все: желто-коричневая цветовая гамма фильма, манера съемки, музыка и персонажи. При этом, понять, в каком году происходят события фильма, невозможно: вроде, в руках у подруги Джей современный электронный ридер, а на столах стоят ламповые телевизоры. Да и машины подозрительно устаревших моделей... Причастность к происходящему на экране ощущаешь кожей, а внезапные шаги во тьме кинозала отзываются холодком ужаса, юркнувшим по шее.

Итог: 7 баллов из 10. Крепкий, добротный и качественный фильм ужасов. Сомневаюсь, что какой-нибудь еще хоррор переплюнет его в этом году. Советую без колебаний пойти на сеанс, но постараться выбрать показ на языке оригинала: подозреваю, что дебильная озвучка с неуместными ахами-охами и всхлипами убьет всю гнетущую атмосферу и не даст в должной степени прочувствовать сюжет.

И да, почаще оглядывайтесь, когда выйдете на улицу.

А то мало ли, что следует за вами…

Молодая звезда рок-музыки по имени Хейли с тонким станом и готично-наивным имиджем после трагической смерти родного брата впадает в депрессивно-стервозное состояние с вывихами творческого и личного кризиса. Музыкальная и сексуальная анорексия продолжались бы очень долго, если б в ее жизни не появился гитарист с итальянским именем Энцо. Впрочем, по своему темпераменту он ничуть не уступал иным итальянцам, однако вспыхнувший между Хейли и Энцо страстный роман имел для обоих любовников не очень приятные последствия.

Фильмография американского режиссера, сценариста, продюсера, а ранее и художника, работавшей на многих заметных фильмах девяностых годов, госпожи Кэтрин Хардвик отличается чрезвычайной неоднородностью и противоречивостью, ибо на ее счету имеется как весьма ординарная молодежная комедия «Тринадцать», инди-драма «Короли Доггтауна» и религиозная притча «Божественное рождение», но в большей степени Хардвик прославилась самой первой, самой нудной и безобразной частью сумеречной франшизы, а также постмодернистским изнасилованием доброй сказки о Красной Шапочке, превращенной в красну девицу. Собственно, именно последние два проекта окончательно сгубили имеющийся у режиссера талант, сделав ее всего лишь «одной из», заурядной и слабой постановщицей, констуирующей односложные и невыразительные фильмы для незрелой публики. В 2012 году Кэтрин Хардвик обратилась и вовсе к жанру кино, давно мертвому и фактически не желающему воскрешаться из праха десятилетий — жанру эротического или скорее мелодраматического триллера в своей новой картине под ласково-провокационным именованием «Плюш».

Впрочем, ждать чего-то выдающегося или интересного от данной ленты априори не следует, ибо «Плюш» aka «Зажги меня» по простоте фабулы, сюжетного нарратива, визуальной и актерской составляющей, а также всеобщей режиссерской реализации представляет из себя эдакую подточенную аки лесковская блоха Левшой типическую историю страстной и роковой любви о притягивающихся друг к другу противоположностях. Но в этом конкретном случае Левша оказался отягощенным инвалидностью и бесталанностью, и «Плюш», имеющий слабый, но потенциал к кинематографическим неожиданностям, сюжетным эквилибрам и художественным находкам на уровне жанровых вариаций, превратился в более откровенную вариацию все тех же унылых «Сумерек» и гротесковых Шапочек не от Шарля Перро, но от веселого дедушки Фрейда.

Хваленая эротика на деле оказывается совершенно не эротичной, практически не чувственной и отнюдь не пассионарно-насыщенной по степени влажности, а все элементы триллера превращаются просто в нарочитый комизм, набор выдуманных напряженных и квазинапряженных сцен, которые не приводят ни к чему конкретному и эффектному; финальные реляции и феляции полны неистребимой банальности, трагедия мезальянса оборачивается глупой комедией случайностей и неудобных сексуальных положений. Femme fatale становится вульгарной недоготичной девицей, у которой любовь и кровь есть единое пошлое целое не только в песенных мимишно-поэтических текстах, но и в реальной, полной жестокой прозы, жизни, а роковой мужчина оказывается просто психопатичным мальчонкой, страдающим не от собственной одержимости смутным обьектом желаний, а от ординарного и легко излечимого спермотоксикоза.

Как обличительная инвектива нравов шоу-бизнеса фильм Кэтрин Хардвик тоже весьма примитивен. Едва ли стоит надеяться на эдакую попкорновую попроковую (что есть фактически одно и тоже; аверс и реверс одной монеты) вариацию «Все о Еве», «Бульвара Сансет» и «Сладкого запаха успеха», ибо ни Евы в картине нет(есть лишь худосочная Дива с кучей хастлеров, похотливо вьющихся вокруг нее), ни блистательного Сансет Бульвара(зато имеются в большом количестве темные закоулки Города Ангелов), ни пьянящего сладкого запаха успеха, ибо у второсортных звездочек он временен и скоротечен. Даже как парафраз буффонадных верховенских «Шоугерлз», некогда с большим чувством самоудовлетворения оплеванных и отмалиненных, «Плюш» не воспринимается, поскольку напоминает не эффектную голосистую буффонаду у раскаленного докрасна пилона, а неудачный спектакль, оборванный на середине. Благодаря Кэтрин Хардвик эротический триллер как таковой скончался не придя в сознание. Его постиг ужасающий в своей неизбежности и гротесковости плюшевый синдром. Никого зажечь не вышло. Свеча перегорела, двигатель сдох от передоза глюкозы и сахарозы. Потенция на нулевом разбеге.

— А где же близнец?
— Она его съела.

Плохо помню из далекого детства оригинальные фильмы, поэтому сравнивать, считайте, не с чем, и мнение предвзятым не будет. Не смотря на этот факт, который отвлекает многих от объективной оценки, "Мир Юрского периода" меня совсем не впечатлил. Хотя посмотреть эту картину вполне можно, и даже в кинотеатре, но вот почему-то от нее хотелось большего.

Создатели хотели показать нам широкомасштабную драму о трэше, который случился в парке, набитом тысячами невинных людей. Монстр вырвался на свободу и начал крушить всё на своём пути. Но создание этого трэша превратилось в череду крупных и мелких тупостей, что объясняется просто плохим сценарием. Происходящее на экране было слишком тупо даже для фильма, который не претендует на научность или что-то подобное. Это не незначительные ляпы, это промахи, которые режут глаз, из-за которых ты смотришь фильм с кислой миной, потому что у тебя один вопрос - "Вы серьезно?". При такой технической оснащенности, при таком уровне прогресса, при работе с такими опасными тварями иметь настолько слабую защиту, предохранение от подобных ситуаций, да и просто настолько пустые головы у всех сотрудников??? Я понимаю, что каким-то образом нужно было создать ситуацию, при которой начался бы весь этот дебош, но ее надо было продумать лучше. Но перелезла через забор? Но зайти в эту зону, не найдя до этого местоположение динозавра? Но иметь один жалкий отряд в случае чп? И еще много-много вопросов. И это не считая злодейских злодеев, у которых свои злодейские планы, и которые предсказуемо злодейски получают по заслугам. А еще не понравилось очеловечивание динозавров. Что это был за бред вообще? Все эти переглядывания и перемигивания с ними, все эти сопли. Это ДИНОЗАВРЫ, АЛЛО! А не домашние питомцы. Вот если бы в конце один из них-таки оторвал руку Крису Прэтту - вот это был бы поворот, вот это мораль.

Актерский состав меня вполне устраивает - восходящий на вершины блокбастеров Крис Прэт, миленькие детки (особенно заинтересовал Ник Робинсон, которого я жду в более интересной роли в "Пятой волне"). Сыграли все тоже убедительно, приятно было смотреть. Так же из плюсов всё-таки зрелищность, некоторые кадры аж дух захватывали.

Фильм просмотрен в рамках игры "МувиБинго"
Тема - "Фильм со значимым участием динозавра"

«Орлеан» Арабова-Прошкина — тот нечастый случай в современном нашем кинематографе, когда одноименный роман с явно выпирающей белыми костьми притчевой структурой, вписанной в утрированный нарратив сернокислотного быта, и его экранизация органично дополняют друг друга, существуя на одинаковых авторских частотах. Живая, острая, лаконичная и вместе с тем интертекстуальная проза Юрия Арабова адекватно вписалась в выбранный преднамеренно режиссёром броский киноязыковой функционал, чья фактура пропитана не меньшим постмодернизмом, чем арабовский текст, в своих витиеватостях и витийствованиях недосказанностей наследующий даже не Булгакову с Гоголем, но Умберто Эко и Алену Роб-Грийе. Столь велик и универсален масштаб истории о городе, застывшем в коме времени и находящемся в плену как мелких грешков, так и беспощадных преступлений; русскость антуража и определенная типологичность (анти)героев, по душонки которых явился некий Экзекутор, обязаны лишь подчеркнуть элементарную своевременность картины. Между тем, воспринимать героя Виктора Сухорукова как некое воплощенную Совесть или лощенного Сатану, приехавшего на свой бал в город, которого нет, излишне просто, как и выводить Орлеан в ту же схему, что и чеховские города N., салтыково-щедринский Глупов или тот же ильфпетровский Колоколамск, к примеру.

Как и любой постмодернист, тем паче с креном в общеевропейское этнокультурологическое пространство, Арабов, долгое время плодотворно работавший с Александром Сокуровым, в «Орлеане» — книге и фильме — берет мазки шире, в персонаже Экзекутора отсылая в первую очередь к «Теореме» Пазолини, только если у итальянского коммуниста таинственный посетитель рушил буржуазное невыносимое бытие, арабовский герой вносит страх и трепет в мелкомещанское существование людишек, занятых лишь самодеструкцией и ничем иным. Строго говоря, появление такой персоны, как Экзекутор, видится исключительно ожидаемым, тем более в сим граде плута и смуты законов нет: ни божьих, ни уголовных, ни конституционных. Все социальные и политические институты вывернуты наизнанку, и средневековый палач здесь смотрится абсолютно нормально, однако все же загадочный посланник лишь стремится к прозрению грешников; его пытки моралью намного невыносимее физических, ведь цель его, как и у героя Пазолини, изменить привычное кривозеркальное бытие, но не уничтожить до основания, стереть гнусное прошлое, но не оставить чистый лист. Поиски смысла жизни, сама жизнь для них скукожена до бесконечных плотских утех, утоления банальной жажды власти, денег, обладания теми или иными вещами или людьми — фактически они мёртвые жители с мертвыми душами, атрофированной совестью и моралью, мертвого города, сиречь рифмованного с американским Новым Орлеаном, местом силы и мистических, колдовских и эротических фрустраций, наказанного за них ураганом «Катрина». И точно такой же ураган, буря столетия, если угодно, приближается и к нашему Орлеану, купающемуся в менструальной крови и грудном молоке собственного безразличия.

Фильм Андрея Прошкина относится к тем киновысказываниям, где роль режиссера кажется второстепенной, ведь и сюжет, и визуал, и монолит моралите прямо зависят от сценария и литературного исходника, в котором заключена как форма, так и содержание, предполагающие отнюдь не академичность и скупость авторского вокабуляра, так и полное отрицание жанровости. Во всяком случае, фильм Прошкина пропитан духом театра абсурда Беккета, изощрённым слогом Хармса и пассионарной стилистикой Алекса де ла Иглесиа, тем более образ цирка, чьим воплощением стал фокусник-расчленитель, присутствует в картине постоянно, однако цирк этот не развлекает, но ужасает, как у Броунинга или Гершеля Гордона Льюиса. Цирк уродов с его кудесником крови на главных ролях, freakshow, в котором все антисоциальные принципы жизни Орлеана возведены в абсолют греха. И иррациональная его стихия в финале привносит ощущение неизбежности и и неисправимости нынешнего общества, ведь говоря о вымышленной провинции, и Прошкин, и Арабов подразумевали, бесспорно, окружающую действительность, которая куда как фантасмагоричнее, чем в Орлеане, предложив для её излечения крайне радикальные хирургические методы. Резать по живому, без анестезии, пока саркома внутреннего тлена не стала гангренозной.

Зыбко… Гнетущее безмолвие и густой молочно-белый туман нависли над маленьким провинциальным городком. Здесь узы крови, узы тесных семейных и общинных взаимоотношений, чрезвычайно крепки как нигде, здесь слово, сказанное однажды шепотом, в непроницаемой тьме ночи, будет рано или поздно услышано всеми. А за Словом последует и Дело, не требующее, впрочем, никаких объяснений. Да и зачем? Все ж свои. Здесь любовь и кровь есть вещами столь совместимыми, что невозможно уже разорвать путы этого любовного ада. Здесь мстят виновным и чтят безвинных. Зябко… Иногда здесь бывает очень зябко, и холод этот не от частых заморозков, а от душ человеческих, замерших и замерзших.

В современном кинематографическом пространстве поиск новых форм фильмического повествования зашел в тупик и фактически, как это нелегко признать, исчерпал себя окончательно. Визуально-технические эксперименты в авангарде, абстракционизме, импрессионизме, сюрреализме и прочих -измах утонули в безднах тривиального садизма постмодернизма, который является не более чем возвратом к старому, рассказанному на новый лад путем эклектики и избыточности, пропущенных через мясорубку иронии, самоиронии, ерничества, а иногда и аберрантного черного юмора, в котором, как известно, все границы зыбки. Особенно примечательно наблюдать сии изощренные синефильские игрища, когда за них берутся режиссеры самого что ни есть независимого(хотя в современных условиях и это категория кажется не более чем заданной условностью) и преимущественно малобюджетного кино, в котором жанровые берега размыты о реки художественной многослойности и многословности. И за примерами ходить в общем-то недалеко; приснопамятные творцы мамблкора регулярно выходят за рамки своей милой скорлупки, чтобы поиграть в мейнстрим, но только удача приходит, увы, не ко всем. Не все Джармушем и Сванбергом меряно.

Не стал исключением из этого правила и Джим Микл, более всего известный как нишевик в жанре исключительно малобюджетных экзистенциальных ужасов, автор «Улицы Малберри» и «Земли вампиров», который в 2014 году в рамках кинофестиваля независимого кино «Сандэнс» представил свой новый фильм — «Холод в июле», сюжет которого базируется на одноименном романе американского беллетриста Джо Лонсдэйла. В «Холоде в июле» Микл, ранее незамеченный в исключительно формалистстком подходе при создании своих картин, решил неожиданно сыграть в нуар, причем в нуар классический, без приставок «нео» или «псевдо», восходящий своими синематическими корнями к изобразительно-содержательному контенту Ланга, Премингера, Дассена и Хьюстона. И игра эта, легкая и непринужденная, определенно удалась, ибо «Холод в июле» Микла на выходе представляет из себя концентрированный набор из сюжетной многоходовости, стилистической многослойности, атмосферной насыщенности и характеризационной полифоничности — тот самый олдскул-нуар, возвращение к корням, к питательным истокам. Полное отсутствие тотальной тяжеловесности при полном наличии всеобъемлющей режиссерской легковесности обращения с непривычным, переполненном драматическими коллизиями внутренней противоречивости и внешней неоднозначности, материалом, в котором первоначальная литературная основа была переведена с языка литературы на язык кино и бережно, и стильно.

Напрочь очищенный от шелухи постмодернистских искривлений и вывихов, «Холод в июле» с одной стороны является искусным упражнением в кинематографической форме, представляя из себя на первой ступени нуар ради нуара, с другой же стороны — форма не кажется столь избыточной, нарочито переслащенной густым мраком. Лежащая в основе сюжета картины фабула отбрасывает множественные отблики на практическое большинство классических историй о мести, поиске и обретения справедливости неправедным, впрочем, путем — не через очищающие в своем ирредентизме и катарсисе, хотя и многотрудные жернова судебной системы, которая бывает слепа подчас чаще, чем нужно, а через боль, кровь и взаимное всепоглощающее деконструктивное насилие, которое обесчеловечивает того, кто решил восстановить утраченный баланс между Добром и Злом, между ускользающей Истиной и спасительной Ложью во благо. Цена за чужие искалеченные жизни слишком высока, чтобы просто простить, по-христиански слепо и покорно. Ее не отплатишь обычным раскаянием, судом — только кровью, и права на ошибку уже не будет, ибо поздно. Чересчур много совершили их на своем жизненном пути герои «Холода в июле», а изменить что-либо в лучшую сторону невозможно уже. Никогда. Справедливость достанется им еще более дорогой ценой, еще более страшной, невыносимой и тяжелой.

Не будет дарованного за бесценок прозрения и духовного бессмертия, не будет ничего, кроме тьмы, дыма сигар и той невероятной жестокости, от которой не спрятаться, ни скрыться. Законы нуара неумолимы в своей каноничности и центростремительности, и «Холод в июле», следуя им буквально, из просто яркого образца «черного кино» в финале становится отрезвляющей притчей о том, что не бывает красивого убийства, эффектных смертей и великой мести ради самой мести. В погоне за ней можно утратить свое Я, свое человечное и настоящее Я, по сути слившись с безликой массой ничтожного Мы, радующегося и кровавым наветам, и пиру насилия. И Дьявол стоит за спиной, ухмыляясь.

Красной всеобъемлющей нитью через все сознательное кинотворчество американского режиссера, сценариста и продюсера Джеймса Грэя проходит тема иммиграции и инфильтрации в новое, кардинальное иное общество, причем все без исключения центральные персонажи Грэя из «Маленькой Одессы», «Ярдов», «Хозяев ночи» etc принадлежат к волне пореформенной русской иммиграции, нахлынувшей на Штаты волной цунами после горбачевской эпохи тотального либертинажа/гласности, ознаменованной впоследствии и деструкцией всей Советской системы управления и координат. Герои картин Грэя, который сам являлся некогда уроженцем украинского Старого Острополя и принадлежит к небольшой горстке американских инди-режиссеров с русофильским складом ума и идеологией творчества, увы, не представляют из себя ни диссиденцию, ни интеллигенцию, впаянную в общекультурный русский этнос зарубежом. Их места обитания не вальяжный Манхэттен, а воспетый Вилли Токаревым и Шуфутинским Брайтон Бич, на котором на сей раз хорошая погода, а вот на Дерибасовской уже наоборот вовсю идут дожди. Их жилища находятся в Куинсе, и они с превеликой радостью лобызаются что с Мишкой Япончиком, что с Сашкой из Курска, приехавшего к своей еврейской родне. Что удивительно, взрощенный на такой, не самой благопристойной и отдающей клюквенностью почве режиссерский талант Грэя нашел свой отклик у многочисленной насмотренной публики престижных кинофестивалей Европы и США(особенно пригляделся Грэй своими опусами о русских бандитах на Американщине в Венеции и Каннах). Впрочем, в «Любовниках» 2008 года Грэй слегка отступил от привычной криминальной романтики, рассказав классическую мелодраматическую историю несчастной любви на фоне Брайтон Бич.

В своей же последней по счету крупной режиссерской работе, фильме «Иммигрант» 2013 года, впервые представленном на позапрошлогоднем Каннском кинофестивале, любимчиком которого Грэй является с поры своего молочного дебюта, и вовсе кажется, что режиссер, вероятно, уже окончательно перерос свой ранний стиль, сменил русский вектор на польский, оставшись, впрочем, по-прежнему русофилом и славянофилом, и снял если не opus magnum всея своего творчества, то уже очень близко к этому. «Иммигрант», или, если угодно упрощенная «Роковая страсть» — кино по духу своему, насыщенности и многослойности драматургического наполнения уже совершенно иное, даже чуть иноприродное для Грэя, который на сей раз создал не подражательское, под Скорсезе, кино("Ярды» и «Хозяева ночи» пожалуй что излишне напоминает оммажи «Славным парням», как «Маленькая Одесса» — «Злым улицам»), а очень самобытное, уже вовсю играющее на поле драматического сарказма и едкой иронии Вуди Аллена, который вполне бы смог снять такую ленту, имея он желание сменить Манхэттен с Европами на вектор русскости, раскрывающее тему иммиграции, обретения желанной свободы и спасения без пафоса, но с лоском; с реализмом, но без бытописательской чернушности; скорее внежанрово, чем полижанрово. Фильм Грэя это уже концентрированный универсум, в котором жизни намного больше, чем искусной и затейливой выдумки. В котором нет чистой искрящейся поэзии, а есть лишь практически булгаковско-довлатовская проза о нас, которые зарубежом есть пришлыми и чужеродными элементами, и тамошних хозяевах жизни — индивидуалистах, для которых нет Мы даже в условиях коллективного корпоративного бессознательного, а есть лишь Я, играющий чужими судьбами.

История полячки Эвы Цыбульской, отчасти фабульно синонимичная и лурманновскому «Мулен Ружу», сама по себе едва ли может претендовать на излишнюю нетривиальность. Все в ней очень типично: вынужденная иммиграция, поиск себя в новых условиях жизни, поиск своего места и, в конце концов, поиск и обретение любви, которой предстоит быть прокрученной через жернова насилия, похоти, порочности и человеческой жестокости, перебродившей на дрожжах вселенской подлости. И свободный мир Штатов предстает в картине Грэя — стилистически близкой к нуару, пронизанной флером поэтичности и почти что вычурного декаданса — отнюдь не свободным; во имя свободы — воли и не только — еще придется бороться, превозмогая себя и не отступая от заданной цели. Грэй не романтизирует ни Нью-Йорк 20-х годов, ни его разномастных, колоритных обитателей. Как таковой центростремительный конфликт здесь расплывчат; мелодрама присутствует в жанровой палитре фильма скорее для галочки, для приманки, а герои равны между собой, ибо внутри них, в их душах, идет невероятная внутренняя борьба — с соблазнами, с страстями, с собственной моральной неопределенностью. Город же остается безучастен и бесстрастен к их маленьким и большим американским трагедиям, ибо, по Грэю, человек и только человек есть вершителем своей судьбы, даже когда кажется, что им управляют силы высшие. И трагедия Эвы — это по сути трагедия всего послереволюционного славянского поколения, которое вынуждено было, под давлением внутриполитических сил, покинуть родные пенаты, сменить род деятельности и остаться в забытьи. Отголоски быта русской интеллигенции, убежавшей от нового быта, в «Иммигранте» не просто сильны и ощутимы; они громогласны, они звучат как инвектива и в сторону не только современной России, оказавшейся вновь на распутье, но и США, где свобода все больше кажется фикцией, наивной мечтой Иванушки-дурачка, который в один миг стал Иваном, не помнящем родства.

При всей моей любви к испанскому кинематографу вынужден признать, что фильм абсолютно не оправдал моих ожиданий. Интригующий атмосферный постер и трейлер обещали нечто завораживающее и напряженное, но указанный жанр триллер совершенно сюда не подходит. Это медиативная драма с мелодраматичными нотками. Испанский режиссер Мануэль Мартин Куенка знаком мне по экранизации романа Лоресно Сильвы "Синдром большевика". Вот там я был в восторге, как мастерски он играл жанрами, рассказывая о нарастающей симпатии Пабло к школьнице Марии. Видимо, моей ошибкой стало то, что я ждал от "Каннибала" похожей истории о любви двух несовместимых людей.

На самом деле фильм начинался многообещающе с аварии на дороге. Таким методом главный герой добывает себе провизию. С чувством и тактом он неторопливо разделывает труп девушки на столе, а потом так же неторопливо поджаривает себе стейк из человеческого мяса на ужин, запивая бокалом вина. Неторопливость - это вообще главное действующее лицо в фильме. Здесь всё происходит крайне медленно. Никакого бурления жизни и хода времени практически не чувствуется. И я понимаю, что такой медлительностью в действиях хотели подчеркнуть хладнокровность главного героя. Он весьма аккуратен и последователен, живет в аскетичных условиях, любезен и обходителен со своими клиентами. То есть идеальный пример классического социопата из учебника по криминалистике. Всё меняется, когда в его доме появляется соседка из Румынии, активно подкатывающая к нему. И тут у главного героя смешанные чувства: то ли полюбить её, то ли съесть.

Ну, вот не зацепило совершенно. Любовная линия не удалась, на мой взгляд. Как-то сразу было понятно, что Карлос помогает Нине искать сестру вовсе не из сострадания, а чтоб быть в курсе расследования о пропаже Александры. Причем эта помощь была такой навязчивой, что у любой здравомыслящей девушки сразу возникли бы подозрения. Ну, кто в нашем мире просто так отвалит 3000 евро практически незнакомому человеку, не требуя ничего взамен? Но Нина - это романтичная натура, которая найдет сто чисто женских причин для оправдания странного поведения Карлоса. Но я так и не понял, с чего вдруг Карлос воспылал к ней любовью? То вроде довольно грубо отрезал любые ее притязания, то замышлял ее тоже захомячить, как и остальных, а тут прям внезапно проснулась совесть. Нет, меня не убедило. Да и вообще это не история о любви, а история психически нездорового религиозного фанатика, который буквально трактовал слова:

“Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день” (Ин. 6:53,54).

Дайте две
Выбор: Big_Pikku

Двое молодых, в меру привлекательных, но не в меру амбициозных журналистов, лелеящих мечту о крупном расследовании с прицелом на Пулитцеровскую премию, отправляются на поиски бесследно исчезнувшего родственника одного из парней. Нить нетривиального и увлекательного следствия, начатого среди небоскребов больших городов, выводит их на след загадочной коммуны, тихо и мирно(мирно ли?!) обитающей в деревенской глуши и поклоняющейся не древнему бородатому Иешуа, а некоему Отцу. Вскоре становится ясно, что не все в этой коммуне построено по заветам Тимоти Лири и братьев-сестер хиппи.

В далеком уже 1978 году в Джорджтауне, Гайана произошло массовое религиозное революционное самоубийство многочисленными членами общей веселой численностью в 909 человек секты «Храм народов», основанной Джимом Джонсом. Это шокирующий инцидент, и ныне покрытый густым слоем загадок и пробелов, не только в очередной раз продемонстрировал деструктивную мощь тоталитарных сект, но и парадоксально стал неотьемлемой частью мировой масс-культуры и мифологии ужасов, найдя свое эксплуатационное отражение в итальянском и американском хоррор-олдскуле(фильмы Умберто Ленци тому яркий пример). Как известно, пути Господни неисповедимы, пути и путы Дьявола неизбежны, а пленка и оптика от Цейса все стерпит.

Решил к этой воистину ужасающей истории обратиться и Элай Рот — милое еврейское дитя Тромы и Ллойда Кауфмана, ближайший соратник Квентина Тарантино в его постмодернистских изысканиях на ниве ужасов и саспенса. При его непосредственном продюсерском участии под руководством молодого и амбициозного американского хоррормейкера Тая Уэста был и представлен в рамках прошлогоднего Венецианского кинофестиваля, а также успевший засветиться в Ситгесе и Торонто, фильм «Таинство» 2013 года, снятый в востребованном уже на протяжении нескольких лет формате псевдодокументального кино(изначально «Таинство» вообще должно было быть документальным, а не художественным исследованием джорджтаунской бойни).

Впрочем, считать картину Тая Уэста этаким очередным шаблонным творением в духе «Ведьмы из Блэр» и «Паранормального явления» едва ли стоит. Лишь опираясь на художественные мотивы ироничного классического «Плетеного человека» и брутального «Красного штата», «Таинство» Тая Уэста становится доскональным, дотошным, пронзительным и пропитанным безысходностью классического психопатологического ужаса исследованием податливости людской психики и манипулятивной сущности тоталитарных культов, которые подчас бывают чем-то намного большим, чем просто религией, дарующей почти сексуальный экстаз и мнимое спасение. Впрочем, в этой картине чрезмерной сосредоточенности на религиозной семантике нет; Тая Уэста как реалиста и натуралиста интересует сам механизм человеческого самоуничтожения под всевидящим оком лже-Пророка, механизм фальшивого культивирования агностических воззрений и откровенного сатанизма, процесс взращивания орд послушников-неофитов, готовых уже по определению на все. И за обретенную искомую истину двум любопытным героям придется заплатить высокую и очень кровавую цену.

В лице таинственного Отца, построившего на небольшом клочке земли собственный мир, в котором он Царь и Бог, его веления закон, а желания немедленно исполняются, зритель видит само Зло, искусно маскирующееся под маской гипнотической доброжелательности. Словно змей-искуситель, он призывает к себе людей, лишая их покрова индивидуальности, а в итоге — и человечности как таковой. Со сломанной волей и искореженной психикой, они как зомби, которые во имя своего Отца перегрызут глотку, расчленят и разорвут. Управляемое стадо, лишенное собственного Я в угоду чрезмерному Эго того, кто ни во что не верит. «Таинство» при всей каноничной строгости в отношении псевдодокументальных хорроров становится чуть ли не образцовым примером фильма ужасов, который и напугает до мурашек, и заставит шевелить мозги не от страха, а от невеселых раздумий. Очень авторский и незамутненный банальностью ходов взгляд на типичный религиозный психоз в одной колоритной буколической инфернальной коммуне, расположенной среди бетона одноэтажной Америки, которая слепа и не видит, какие иногда ужасы творятся вокруг и даже по соседству.

Это фильм о том, до чего могут двинуться умом повёрнутые на чём-то люди. Одержимость, она ведь разная бывает и не всегда заметна с первого взгляда, если на тебя не бегут с горящими глазами, размахивая руками и не пытаются съесть. Один мальчик вот слишком много читал комиксы и твёрдо решил, что супергерои просто должны существовать, но не в таком виде, чтоб летать над городом в обтягивающих трениках, а более приземленные, реалистичные и редкие. И для каждого супергероя судьба подготовила своего полярного суперзлодея.
А еще эта история о Дэвиде Данне, который всегда считал себя крепким человеком, возможно, везучим человеком, но уж никак не бессмертным и неуязвимым супергероем. Но как это доказать тому, кто одержим твоей силой и пытается убедить тебя встать на путь борьбы с преступностью?

Нас будет ждать психологическая борьба, граничащая с насилием над личностью, семейные трагедии, переосмысления ценностей и смыслов жизни, тщательно скрываемые тайны и разоблачения. Бывают такие типы, которые готовы уничтожить состоявшегося человека, лишь бы подогнать его под собственные представления о том, что должно быть. Впрочем, абсолютно положительных героев здесь не найти, так что справедливо негодовать не получится.
Однако для такого сюжета, как по мне, маловато действия, всё какое-то вялое и тусклое. Понятно, Шьямалан любит замутить чего-нибудь этакого, вроде как концептуального, хотя бы на уровне картинки, но получается почему-то как правило очень нудно. Концовка, не спорю, неожиданная, но в остальном поступки героев предсказуемы.
Ах да, это не фильм-катастрофа, как мне обещали. Единственная катастрофа здесь происходит за кадром, что жутко обидно.

Гангстер Джулиан, удачно сбежавший от американской карающей руки правосудия в мекку всех оторв и криминальных элементов Бангкок, руководит там официальным бойцовским клубом, в котором, однако, регулярно устраиваются крышесносные хэнговеры с блэкджеком, шлюхами и последующим промискуитетом с высоким содержанием кокса, героина и веществ поопаснее. Когда его старшего брата Билли крайне жестоко убивают, мать Джулиана и Билли, властная супермегера Кристал с манерами повзрослевшей О-Рен Ишии и отапгрейдженной Кэтрин Трэммел, призывает сына отомстить за смерть брата. Маховик обоюдоострой вендетты запущен, и кровь будет литься реками, и гирлянды внутреннностей усеют грязные улицы Бангкока. И не будет никому прощения, и распятый Бог отринут своими грешными детьми…

В то время как один чрезвычайно знаменитый датчанин по имени Ларс все свои последние картины посвящает русскому гению Андрею Тарковскому, попутно нещадно тролля истеблишмент комизмом, физиологизмом и религиеведением, другой, чуть менее знаменитый, но уже успевший стать культовым, датчанин Николас Виндинг Рефн, ныне довольно прочно и успешно обосновавшийся на гламурных голливудских холмах, устраивает для себя весьма увлекательные синефильские игрища, посвящая свои картины сумрачному гению сюрреализма Алехандро Ходоровскому и не только ему одному. В карьере Рефна на всем ее протяжении нет ни одного похожего между собой по стилистике фильма: откровенно настроенная на тарантиновщину трилогия «Дилер», открывшая миру Рефна как такового; беспощадные по реализму и психологизму «Истекающий кровью» и «Страх Икс», шокирующе-натуралистичная и основанная на древних сказаниях «Вальгалла», переосмысленная режиссером в духе экзистенциализма; статичный парафраз скорсезевского «Таксиста» «Драйв». Последняя на данный момент времени режиссерская работа Рефна, отмеченная и вторым после «Драйва» сотрудничеством режиссера с Райаном Гослингом, фильм «Только Бог простит» 2013 года, формально принадлежащий к неонуару и гангстерскому кино, нещадно освистанный во время премьерного показа в Каннах, стала фактически квинтэссенцией художественных изысканий Николаса Виндинга Рефна, его, если угодно, программным киноманифестом, представляющим из себя по сути авторский эксперимент и арт-перформанс без примесей сюжетной линейности и ординарности, синефильским путешествием Рефна в мир немыслимой силлогичной жестокости, богоборчества и агностицизма, кровавой мести и экзистенциального кошмара.

В фильме Рефна безошибочно можно найти прямые художественные переклички как со «Святой кровью» Алехандро Ходоровского, дешифровавшей в свое время каноны хичкоковского «Психо»(Джулиан отчасти является переосмыслением образа Феникса из того давнего хоррора, да и эпизод с отрубанием рук есть более чем прямой связью фильма Рефна с картиной Мастера Ходо), так и с богатым наследием Такеши Китано(в картине находят свое отображение классические «Сонатина», «Точка кипения» и «Жестокий полицейский»; впрочем, «Только Бог простит» подыгрывает всем без исключения шокерам из Азии, возводя до эстетического абсолюта жестокость в фильме), Дэвида Линча(мотивами из «Шоссе в никуда», «Синего бархата» и, конечно же, «Твин Пикса» фильм пронизан чуть ли не с первых кадров), Квентина Тарантино(дамоклов меч «Убить Билла1-2» висит над фильмом ощутимо) и Гаспара Ноэ. Но в сумме такой адский кинематографический «коктейль Молотова» получился как нарочито претенциозным, виртуозно-глянцевым и выхолощенным, так и переполненным смысловыми пластами творением, сложносконструированной философской притчей о борьбе внутри индивидуума Бога и Дьявола, а также историей патологической и сотканной из фрейдистских кошмаров материнской любви, подпорченной Эдиповым комплексом.

Фактически центральным персонажем в структуре фильма становится не Джулиан и Чанг, две стороны единого целого, а Кристал в блестящем исполнении Кристин Скотт Томас, эдакая безумная «леди Макбет бангкокского уезда», которая в своем стремлении отомстить не остановится ни перед чем. Роковая женщина, обреченная на погибель. Ядовитый плющ, душащий в своих ласковых материнских обьятиях. Мразь и ангел в одном лице. Герой же Райана Гослинга, непрощенный, но ищущий прощения и у себя, и у Бога, в которого, он, впрочем, верит явно не столь истово, являет собой классический образ неприкаянного героя-одиночки, обреченного не на погибель, а на вечные поиски себя в мире, в котором ему и нет места как такового, ибо он подобен кастанедовскому Воину. И вновь отголосками звучат в фильме как откровенно попсовые вестерны, олдскульные боевики и образцы нуара, так и творение Алехандро Ходоровского «Крот».

Структурно и композиционно фильм Рефна также отчетливо перекликается и с традиционным тайским театром теней Хон, сюжеты в котором основываются на Рамакаене, а именно фильму присущи чрезмерная театрализованность, декоративность вкупе со стильной игрой светофильтров, подчеркнутая условность и недосказанность основного действа, гипнотизирующее музыкальное сопровождение, погружающее в атмосферу ужаса, сюжет лишь формальность, немногословные герои с четкой расстановкой их в плане характеризации, но без ухода в конкретику. По сути все без исключения герои ленты носят маски, и это исключительно маски демонов, снять которые им режиссер не позволяет, превращая фильм в сплошной метафорический ребус.

Но кто там, под масками? Человек или Бог? Воин или маньяк? Перерожденный или не успевший еще родиться? Прощенный или не способный на прощение? За изысканной вязью многоцветного визуального ряда таится мрачная история о трех неприкаянных душах в современном мире, все больше погружающихся во тьму, в свой личный Ад. Еще никогда Рефн не заглядывал столь глубоко в человеческую натуру и увидел он там лишь сердце тьмы и густой морок. Если человек себя простить не в состоянии, то и Бог ему уже не поможет. А человеку самому трудно быть Богом и вершителем чужих судеб, даже если он считает обратное. Иногда и человеком непросто остаться, если все вокруг напоминает силлогичный карнавал из крови, убийств и девиаций. Трудно остаться человеком, если брат твой бесславный ублюдок, а мать — извращенная сучка, ведь и ты тогда не лучше них.

Все начинается с того, что Алекс Кросс при раскрытии преступления теряет напарницу, после этого он уходит в себя и вот уже 8 месяцев не работает, а сидит дома и делает кораблики. Жена его отправляет на работу, мол хватит себя винить, давно сидишь, а он плечами пожимает и дальше кораблики ваяет.
В то же время в школе куча сотрудников ФБР, потому что в школе учится дочь известного сенатора. И вот эту самую дочь Меган похищает её же учитель информатики. И звонит он не абы кому, а доктору Алексу Кроссу, и теперь тому хочешь не хочешь, а выйти из дома придется.
Ну, во-первых я ждала большего, маньяк какой-то ну ни разу не маньячный, во-вторых концовка предсказуема, а в третьих мне таки не объяснили для чего же он все это затеял и почему позвонил именно Кроссу?
Понравилась игра Фримана, собственно ради него и смотрела.

«Я убью людей в Акихабаре. Я хочу разбить машину, и если это окажется бесполезным, я применю нож. Всем до свидания. Время пришло«, — таковы были размещенные самим 25-летним убийцей Томохиро Като в Интернете последние сообщения самому себе и миру, который он собирался разрушить. Был ли это крик о помощи — запоздалый и ненужный? Или помогать ему, совершившему массовую резню в центре Токио, было чересчур поздно и было уже плевать, ибо эти четыре простых по смыслу, но безжалостных по содержанию предложения были его манифестом и призывом к действиям, которые незамедлительно последовали? Забитый, привязанный накрепко к собственному микромиру компьютерных игр и комиксам, Като так или иначе, но в очередной раз подтвердил глубинные деструктивные процессы, происходящие в японском послевоенном обществе. Процессы, отзывающиеся гулким эхом в других странах, но в Японии имеющие свои отчетливые коренные особенности.

Эта печальная трагедия легла в основу сюжета завершающего фильма цикла «Всю ночь напролет», фильма «Всю ночь напролет 6: Любой сделал бы» 2009 года, вышедшего спустя 6 лет после релиза пятой и самой слабой и ничтожной части цикла, и возвратившего истории всей франшизы к ее корням, к истокам, к первопричинам, к той зловещей в своей актуальности проблематике, которая была более чем обширно и полновесно раскрыта в четырех предыдущих лентах, а именно — отношениях молодых людей с окружающим миром и их беспощадной и бессмысленной мести всем и вся, кто невольно стоит у них на пути, или же является объектом распирающего вожделения. Снятый при непосредственном творческом соучастии двух других заметных представителях независимого японского хоррора Даизуке Яманоути, автора дилогии-притчи «Красная комната», и Такаси Симидзу, чьему режиссерскому перу принадлежит один из главных кайданов современности «Проклятие», фильм «»Всю ночь напролет 6: Любой сделал бы» — это сумма всего того, к чему Мацумура-сан шел на протяжении 17 лет, начиная с первой ленты «Всю ночь напролет». Мировоззрение режиссера совершило полный круг и замкнулось на истории об озлобленном молодом человеке(уже не стереотипном очкарике-зануде, но просто дистрофике-мастурбаторе), который решил испытать на прочность нервы двух сестер, в дом которых он вторгся без приглашения. Жанрово блуждающий между фильмом категории home invasion, психопатологической драмой сексуальной несовместимости и изощренно-садистским хоррором и успешно садящийся на груженный мясом поезд среднестатистического японского шокера постмиллениумного разлива, «Всю ночь напролет 6: Любой сделал бы» пытается осмыслить что же все таки толкнуло реального Томохиро Като, выписанного в картине под другим именем, само собой, на совершение им резни в жилом квартале.

Сквозь разбитую в мозаичном стиле призму умозрительной сюжетной интриги фильма, Мацумура приходит к однозначному и безаппеляционному выводу, заключающемуся в том, что в безумии Като виновато отнюдь не медиапространство, не те популярное искусство, которое призвано лишь развлекать и только, но окружавшие его люди, относившееся к нему как к мусору, как к недочеловеку, зародив таким образом в нем зерна будущего всеразрушающего бунта. Над ним столь сильно измывались, терзали и ломали его, что любой бы сделал точно так же. От отчаяния, от ненависти, от беспомощности, от безумия, в конце концов, которое уже невозможно было остановить и излечить. Для режиссера нет сомнений в том, что любой другой человек совершил бы как-то иначе, простил бы своих обидчиков, ибо красная черта была давно и успешно пройдена, а Рубикон оставлен вдали за багровым горизонтом. Только вот жертвы реального Като, и вымышленного антагониста из шестой части «Всю ночь напролет» были совершенно невинны и случайны. Они просто попали под горячую руку доморощенного мстителя, которому оправданий быть не должно, но Мацумура склонен к контроверсийным выводам в финале, выводя мысль о том, что боль должна быть отомщена, оплачена кровью даже если ради этого придется расчеловечиться, перестать быть носителем гуманности, став носителем вселенского Зла.

Герой финального и, пожалуй, самого реалистического в своей выразительности натурализма, минорного по тональности и метафорического по киноязыку аккорда «Всю ночь напролет» не вызывает никаких симпатий, как, впрочем, и антипатий, но и его жертвы тоже далеко не ангелы. «Всю ночь напролет 6: Любой сделал бы» в данном случае показывает жертв по обстоятельствам и маньяка по вынужденным причинам, не давая возможности ни посочувствовать, ни сопереживать ни первым, ни тем более второму. Этот фильм — бьющая в цель своей безысходностью и удручающей мрачностью кровавая драма о человеке, которого просто довели, и который, вместо того, чтобы искать спасения в буддистских храмах, надеясь на изменения к лучшему и перерождения, пошел по самому простому и жестокому пути. Пути насилия, которое его столь затянуло, что финал его бытия уже был вполне закономерен. Но и жертвы его не тянут на овечек на заклание, поскольку они сами внутренне были готовы ко всему и на все, они сами фактически пустили себя в расход, что любой бы сделал с ними все что заблагорассудится и никто его бы не осудил за это. Заслужили ведь.