Военный — отзывы — стр. 30

ВВСишный сериал о жизни британской глубинки накануне Второй мировой. Главные героини - члены Женского Института, представляющего собой что-то вроде клуба для женщин разных сословий. Тут и местная аристократия, и домохозяйки, и жены доктора и викария и тд и тп. У каждой своя жизнь, свои проблемы, весьма непохожие у неграмотной фермерши, домохозяйки, которую регулярно избивает муж, или новой амбициозной руководительницы ЖИ.
Первый сезон (конец 1939 - середина 1940) - война уже идет в Европе, но до Британии бомбежки еще не добрались. В окрестностях все больше авиабаз, в городке полно военных летчиков, мобилизация, продовольственные нормы - война буквально на пороге.
Почти все еще помнят Первую мировую, поэтому многие не хотят отпускать своих детей на фронт, да разве дети спросят?
А еще можно сдать железные ворота поместья на нужды армии, оборудовать общественное бомбоубежище в собственном подвале или собрать деньги для покупки "Скорых".
Интересные типажи, играют без пафоса, ситуации будничные, но смотрится интересно. Конфликтов в женском коллективе, конечно же хватает, но все они отходят на второй план на фоне надвигающейся катастрофы. По-видимому рейтинги у сериала неплохие, потому что второй сезон уже заявлен.

Эталон эпичности от Мела Гибсона.

Тема фильма, если рассматривать ее абстрактно, близка и понятна любому человеку из любого народа. В истории каждой страны и каждой национальности были такие темные времена угнетения, и такие герои, что вдохновляли свой народ и вели его к свободе. Уильям Уоллес — фигура не затертая и не затасканная, поэтому фильм о нем просто обязательно нужно было снять.

И он был снят — достойно и вовремя! Забавно, но Гибсон сыграл в нем почти ту же роль, что в культовой тетралогии (на тот момент — трилогии) «Смертельное оружие» — отчаянного воина, потерявшего все, кроме своих идеалов. Для Риггза идеалом и была борьба с криминалом, для Уоллеса — борьба за независимость своего народа. Между прочим, у фильмов могло бы быть и еще больше общего — если бы создатели «Смертельного оружия» ограничились дилогией с трагическим финалом, как собирались изначально.

История Уоллеса, к сожалению, давно написана самой жизнью, и не погрешив против истины, ее не переписать. Тут в фильме солидная ложка дегтя: дотошный историк-педант будет смотреть фильм сквозь пальцы от вечного фэйспалма. Ибо некоторые реалии относятся чуть ли не к античности, другие детали, наоборот, обгоняют время действия на пару веков вперед, да еще в придачу решающая битва происходит абсолютно не в тех декорациях. Впрочем, стоит ли винить создателей фильма? Они лишь последовали давней традиции — ведь изображали же средневековые художники, например, короля Артура в полном латном доспехе. Эпичность — все, достоверность — побоку: так повелось.

Ну, а в остальном фильм безупречен. В нем есть все — любовь, сражения, харизматичные герои, не менее харизматичный злодей, подвиги и самоотверженная борьба, ну и, конечно, атмосфера той жестокой эпохи.

Итог: настоящий героический эпос. Не строго достоверное, но правдоподобное Средневековье — жестокое время кровавых битв и великих подвигов. Отличный фильм.

Драматургическую экспозицию фильма «Толстая тетрадь» 2013 года, снятую одним из самых ярких и известных представителей нового венгерского кинематографа Яношем Сасом, заключающуюся в том, как в канун завершения Второй Мировой непутевая мамаша отправила двух своих 13-летних отпрысков-близнецов на деревню к бабушке, еще более непутевой, можно назвать достаточно характерной для всего пространства европейского кинематографа о войне, ибо, так уж сложилось, что в Европе — преимущественно Западной и Северной, тогда как Восточная стала подключаться к этой тенденции совсем недавно — доминирующей темой военных фильмов что мастеров, что подмастерье является не завоевание победы, не священнодействие той войны, выковавшей из стали и пороха славянское мироустройство и мировосприятие как таковое, но спасение от войны, большей частью самых незащищенных — детей, спасение в их лице самого и отнюдь не условного будущего, которое видится не столь далеким, невзирая на усердно показываемые ужасы бытовавшего настоящего, окутанного множественными ковровыми бомбардировками, пленом и тленом. Собственно, «Толстая тетрадь», сюжет которой восходит к одноименному роману писательницы Агаты Кристоф, первому из целой трилогии и, пожалуй, самому жесткому в своем реализме, первоначально кажется этакой экстраполяцией сугубо магически-реалистической и эскапистской по духу «Воровки книг» и намеренно, как выяснилось впоследствии, мистификационной «Выжить среди волков», поскольку идентичность фабул, пускай и минимизированно переиначенных, очевидна — детей увозят подальше от кошмаров военного быта в мир, где война или совсем не ощущается, или ощущается половинчато, отголосками, отзвуками. Да и взгляд на нее дается не зрелый, умудренный, а со стороны еще не различающих вкусы и оттенки детей, которых, естественно, война таки меняет. В лучшую сторону.

Однако Янош Сас привычную предсказуемость предпочитает разрушить, снимая свой фильм совсем не в канонах и традициях вообще любых фильмов о войне. Как и книга, «Толстая тетрадь» — это гнетущее и выматывающее как физиологически, так и психически повествование, напрочь лишенное шелухи патетики или героики, и в итоге зависшее не только в межжанровом пространстве, но и в пространстве моральном, ибо Янош Сас, сооружая нарративный фундамент из тягостей и невыносимых страданий, не то, что не стремится дать просвета для своих центральных несовершеннолетних героев, попавших из одного адского бытия в другое, еще более ужасающее, но даже попросту обрывает всякую надежду на лучшее. Для Саса «Толстая тетрадь» стала уже третьим обращением к теме войны и преступлений, совершенных на ней, после сугубо документальных, в чем-то намеренно реферативных, декларативных и плакатных по интонациям «Глаз Холокоста» и «Прерванного молчания» — и при этом самым провокационным хотя бы постфактум того, что в картине царствует безраздельное зло и абсолют жестокости, апокалиптический кошмар и деменция. И на эстетическом, и на подсознательном уровне «Толстая тетрадь» становится маргинальной одой расчеловечиванию, мрачным портретом в тонах Иеронима Босха и Франца Кафки(в конце концов тема одиночества и поступательной трансформации еще несозревшей человеческой единицы в лишенного чувств монстра, отвергнутого и брошенного присутствует более чем выпукло) гибнущего общества. Но гибнущего не столько от пожарищ войны, раскинувшихся по всей Европе, ибо нередко даже там человек старался оставаться человеком, не опускаясь до звериного уровня, сколь от собственного нежелания, от невыносимой пассивности сохранить сей человеческий лик в условиях экстремальных, не щадящих никого и никогда перемен. И этой вселенской гибелью, разыгранной в обманчиво пасторальном пространстве отдельно взятой деревушки 13-летними близнецами, метафорически отображающими и библейских Каина с Авелем, и дихотомию человеческой сущности как таковой, Янош Сас буквально упивается. Иногда без меры, без рамок, искусно погружая зрителей в почти что потусторонний и вместе с тем гиперреалистический мир войны, увиденной детьми, которые к финалу уже перестают быть таковыми. Очерствев душой, омертвев сердцем, видя лишь жестокость и насилие без права на спасение, они становятся сами воплощенными идеалами человеконенавистничества. Вступив на тропу климовского «Иди и смотри», в котором, несмотря на весь монументальный натурализм и апокалиптический физиологизм был катарсис, был дарован свет, Янош Сас предпочел тьму. Настолько густую и всеобъемлющую, что в ней ненароком можно захлебнуться и задохнуться, как в газовой камере.

И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными.

Наверняка Вы видели документальную кинохронику. Хроника обычно суховата. Камера спокойно запечатлевает происходящее, будь то свадьба или расстрел. И это спокойствие отчасти передаётся и зрителю: он не до конца постигает всё то, что творится по ту сторону экрана.
Но в фильме «Иди и смотри» самое сильное впечатление оставили именно кадры хроники, запечатлевшей живых скелетов и мертвецов. До документальных кадров ещё было какое-то спасение: «Это же просто кино!». Но потом тот самый ужас овладел мною и заворожил… Словно сказал мне кто-то: «смотри… смотри…»
Так вот, сложилось ощущение, что Климов создал фильм ради атмосферы. Дело ведь как раз не в сюжете: выкопал Флёра винтовку, попал туда, потом сюда, потом ещё в передрягу влез… Другие персонажи появляются и потом пропадают, лишь немногие вновь появятся.
Да, атмосфера. Война. Когда смерть всё время рядом, когда она, воспользовавшись случаем, собирает свой урожай. Или неожиданно милует, пользуясь так же случаем. Причём боевых действий в фильме практически и нет, да и кровь появляется в трёх-четырёх эпизодах, и фонтаном не хлещет. Но от сего факта легче не становится.
Немцы… Вначале мы их не видим, они за кадром, можно наблюдать только результат их деятельности. Потом они появляются скопом, ордой безумных зверей. И лишь потом, по отдельности — людьми. Нет, они не с другой планеты. Они тоже люди. Но люди, утратившие всю человечность. И не было к ним жалости, когда их расстреляли. Поделом.
Но. Вспомним, когда герой заканчивает стрелять. Когда видит Гитлера ребёнком. Тем ребёнком, который ещё не знает, кто из него вырастет. Из него ведь мог получиться не самый плохой художник, между прочим… Так вот, Флёра не стал уподобляться зверям. Он стрелял во врага. Врага, которого надо было убить — иначе он убьёт. Но не стрелял в ребёнка на руках у матери.
Можно, конечно, порассуждать об актёрских работах, об операторе, о самой режиссуре. Но в данном случае скажу лишь одно: все справились. Иначе бы и такого впечатления не было.
Так что «Иди и смотри». Потому что это было. Это есть. И это — будет…
10 из 10

Очень сильно нравилась стилистика персонажей и дизайн одежды у фигурок данного фендома. Героями аниме оказались другие героини, но стиль сохранился и мне было приятно смотреть на хорошую графику и полюбившийся дизайн. Зная, что это экранизация игры, я была готова к недопониманию со своей стороны, к незавершенности сюжета и хромой логики со стороны аниме. Первые несколько серий очень сильные, хорошо показано вмешательство инопланетных сил, много боев, сильных сцен, хорошей завязки для фантастики. А вот потом... очень долго и нудно начинается повествование о взаимоотношении героев. Учитывая, что это преимущественно гаремник, все отношения сводятся к тому, что любая, да почти каждая героиня, безумно влюблена в главного героя, ведь он такой милый, хороший, заботливый и т.д. Все переносится к будням испытательного отряда и из бойкой фантастики превращается в повседневные будни со стычками соперниц в любви. Было несколько прямо бесящих меня серий на пляже и подобные гаремные шаблоны (а-ка филлеры). Так же с течением времени ухудшается графика и складывается впечатление, что весь сюжет ушел на первые серии, а дальше "и так сойдет".
Несомненные плюсы в задумках, отдельных героях и сериях, полный провал по динамике и насыщенности.

Знаете, что меня больше всего поразило в "Птахе??" Николас Кейдж. Он там молод блондинист и волосат. Это удивительно. Но поразило меня не это, а то что Николас Кейдж, Николас Кейдж играет!!! и не кого то там а ветерана Вьетнама! Паркер волшебник, определенно.

А если чуть более серьезно, то это очень хорошая история о двух старшеклассниках один из которых (Кейдж) думал преимущественно о сись.. девочках, а другой мечтал обрести крылья. Об их дружбе и о том, как пройдя через Вьетнам один из них потерял себя, а другой стал Птицей, как и мечтал.
И все же, думаю, это кино не про ужасы войны(они там просто катализатор)и не столько о дружбе, сколько о том как хрупки и условны границы нормальности. О том, как легко переступить ту черту, за которой мечта карается клеткой. По сути, это та же "Стена",но только мы теперь снаружи, а по ту сторону, Человек-Птица. Вот и все.

1959 год для зарождавшейся Французской Новой волны был по-настоящему знаменателен двумя дебютами: Жан-Люка Годара, "На последнем дыхании" которого говорил о всякой невозможности жить, любить, творить, попутно сжигая до пепла, вытравливая щёлочью операторского хаоса привычный кинослог, даже память о нём; и Алена Рене, чья "Хиросима, моя любовь", едва ли не радикальнее видоизменяя закосневший и академичный киноязык, ту же тему невозможности жизни и любви(впрочем, герои Рене отнюдь не бунтари и не мытари собственного же бытия) поместила в прямой исторический контекст, в саму гущу реальности ядерной атаки на Хиросиму. Причём более чем очевидно, что фильм этот плод не только Французской Новой волны; поэтическая и историческая рефлексия дихотомии Рене-Дюрас оказывается в тотальной аддикции от дихотомии Синдо-Масумура.
"Двадцатичетырехчасовой роман" - таково дополнительное название этой ленты, снятой по сценарию Маргерит Дюрас, для литературного и кинематического искусства которой тема забвения /незабвения и неотрицания является главенствующей. Практически номинальный сюжет фильма облачается в меланхоличный метанарратив, напоенный горьким нектаром политики, поэтики, патетики, а множественные воспоминания героев ленты становятся и зрительскими в том числе; сюжет концентрируется в герметичных пространствах, весь киноязыковой функционал не столько техничен, сколь музыкален. В мажоре, а не в миноре. Математически отмеряя каждый кадр, Рене работает пристрастно, уделяя внимание даже мелким деталям, неброским на первый взгляд фразам - в ленте все важно, совокупность идей, мыслей и киноязыковой полифонии. Камера Мичио Такахаси и Саши Вьерни в "Хиросиме..." не объект, а субъект кинематографического пространства, третий герой, что неотступно следует за персонажами; она не наблюдатель, не созерцатель, но исповедник в этой оптимистической трагедии из тех, где пыль веков и быль времён идут сцепившись рукавами...
"Хиросима, моя любовь" - это концентрированный сгусток жизни того что есть и было, не того что могло бы быть или вовсе не было, не сна и яви, несостоявшихся реинкарнаций, роковых прокрастинаций и невоплощенных трансформаций, как "В прошлом году в Мариенбаде". Впрочем, основной лейтмотив всей дилогии, что искусно взаимодополняет и взаимообьединяет друг друга, синонимичен: обреченная, невозможная любовь, которая чересчур коротка и слишком тяжка, чтобы быть даром; это чувство, родившееся в купели невыносимой боли, существует не благодаря, а вопреки. Это не любовь-преступление, как у Маля в "Лифте на эшафот" и не любовь-искажение, как у Годара. Для героев "Хиросимы..." любовь - это искушение и изнурение, исступление и исцеление, тогда как вся жизнь потом - вечное искупление и вечное же возвращение, а смерть, пожалуй что само избавление от этих неисходящих мук, этой пытки томительными воспоминаниями на залитых ливнем солнечных лучей улицах Хиросимы. Нет, не надо забывать, надо помнить что тогда здесь случилось, потому как беспечное забытье равносильно смерти, равносильно тотальной утрате своей идентификации. Для героя Эйдзи Окада спасительное беспамятство будет значить предательство своих близких, тогда как для его возлюбленной война как напоминание о грехе, это её клеймо, печать, её проклятие.
Для режиссёра, снявшего антифашистский памфлет "Ночь и туман" память и время стали краеугольными камнями в фундаменте всего его кино-, и мифотворчества. Но при этом, в отличии от короткометражных документальных опытов Рене и некоторых его поздних работ в "Хиросиме..." мысль политическая и социальная идет скорее фоном, как необходимое метатекстуальное и концептуальное дополнение к истории внутренней борьбы прошлого с настоящим. Но при этом параллельномонтажные вставки кадров последствий Хиросимы, играющие на резчайшем и жутчайшем контрасте личного и исторического, одной любви и большого горя, нужны режиссёру дабы показать тот вселенский неизбывный ужас войны, что нельзя забывать. Если безымянные, сугубо абстрактные герои "Мариенбада" терзались неисполнимостью вспомнить то, что было не так давно, то Актриса и Архитектор (концепты человека созидающего) мучаются в экзистенциальных и имманентных конвульсиях невозможности забыть, избыть из самое себя то прошлое, что в настоящем служит им укором и приговором на вечность. Неслучайно Рене будто уравнивает героев в их тягостном существовании, ад немецкой оккупации, в которой героиня Эммануэль Рива была дамой гарнитурной, её плоть покупали и продавали, оккупировали ее так же, как землю, зарифмовывается с адом Хиросимы.
Для Рене, между тем, деяния демократической империи США в Японии и немецкой бешеной овчарки, остервенело обгладывающей кости Европы, через призму судьбы героев ленты оказываются одинаково деструктивными, отбирающими жизнь, счастье, все что делает человека не бледной тенью самого себя. Да и кажется, что нет случайности в том, что Ален Рене и Маргерит Дюрас сделали свою героиню именно актрисой, не синефильства ради, но ради возможности для нее бежать в мир химер, играть несуществующих людей, чтобы потом лишь единожды разоблачиться. Рене наделяет своих персонажей внятной предысторией, лишает их маскировочной и маркировочной сути.
Хиросима - Невер. Еще одна рифма в контексте фильма. Японский город, где произрос ядовитый ядерный гриб, город-могила и град-феникс, простивший своих палачей - и город французский, в свое время атакованный самими же союзниками, город-храм, город-ристалище, город-святилище. Невер что так созвучно Пустоте, Ничто - оттого в героях ленты столь много очевидной свободы. Ничто - это прошлое героев ленты, а бытие hoc est quod, именуемое чистым - оно и есть само их настоящее. В триединстве Прошлое-Настоящее-Будущее именно последнее режиссером непрояснено, поскольку оно еще не сотворено для героев фильма. И непостижимая память их, её острые осколки, как у Жорж Рибемона-Дессеня, "Перелетают с пальца на палец, И на кончике каждого пальца Зеленая ящерка будущего Пожирает мушек сердца".

Не презирай слабого детеныша — он может оказаться сыном тигра.

Вы знаете, я давно заприметила этот фильм и очень долго его откладывала «на потом», сама не знаю почему. А зря.
Хотя, возможно, тот факт, что я посмотрела ленту в осознанном возрасте, а не в свои максималистские 17, помог мне в полной мере оценить все тонкости и грацию проделанной работы.

«Монгол» - картина невероятной красоты и силы, наполненная духовностью до краев. Залитые чувством свободы пустынные пейзажи заставляют зрителя дышать глубже – ощущение фантастическое. Большое количество аллегорических образов, к которым обратился Бодров: волнующий образ серебристого волка, парящие в бескрайнем небе птицы, одинокая лошадь… - насыщает зрителя настолько, что невозможно оторваться от происходящего. Интригующая музыка в стиле монгольского фольклора вкупе с современным роком в финале доводят до нас всю мощь фильма. И, конечно, сама история...

– Старик, скажи мне, что будет? Не бойся, я умею слушать.
– Ты и сам знаешь, что будет, великий хан.

Тэмуджин родился в холодной степи на берегу реки Онон в любящей семье. Однажды на голову мальчика свалилось горе – его отца убили. Маленький наследный хан пытался бежать, но разве это возможно? Мальчика подвергли унижению и жизни в постоянном ожидании смерти. Так начался путь к вершине одного из самых значимых персонажей всех времен.
Страх, рабство, унижение, предательство, голод, боль, утраты – тяжелая судьба Тэмуджина сделала его несгибаемым перед лицом опасностей и помогла достичь величия. Благодаря нечеловеческой воле к жизни, острому уму, поддержке любимой женщины (за каждым великим мужчиной, стоит не менее великая женщина) и верности своим принципам, Тэмуджин Чингисхан выстроил величайшую империю. История монгольского хана доказывает нам, что величия можно добиться не изображая из себя грозного и кровожадного тирана, достаточно лишь быть сильным, справедливым и преданным своим убеждениям. Именно такими качествами и должен обладать лидер, объединяющий народы, способный покорить пол мира.

Все монголы боятся грозы

…и имя сему Чингисхан.

.
Фильм просмотрен в рамках игры МувиБинго. Тур 3 на тему "Монголо-татарское нашествие"

Только "ПерсЕполис", а ещё точнее было бы Персеполь. Но вообще всё равно, я на английском смотрела.
Мультфильм почти полностью повторяет книгу. Кое-где некоторые детали сокращены, кое-где детали несколько другие, к примеру, имя домохозяйки в Австрии.
В целом - отличный, встряхивающий мультфильм. Вышвыривает из зоны комфорта. Где-то в мире происходит вот это: убийства, несправедливость, разлучённые семьи, диктатура идиотизма. И это всё произошло на самом деле.
Я считаю, что самая главная мысль - это помнить о том, кто ты есть и откуда ты пришёл. Маржан - потомок великой славной Персидской империи, а этот идиотизм с чёрными платками - временное.

Почитав несколько десятков классических романов, я поняла, что мне это совершенно не интересно. И если в русской классике бывают трепещущие душу моменты, то западная мне далека. Так что «Унесенные ветром» я читать не собиралась, а к фильму шла пренебрежительно. А ведь понравилось и даже очень! Начиная с того, что в 1939 году кино снимали лучше и заканчивая тем, что сюжет действительно хорош. Невероятные декорации, удивительные масштабные сцены, потрясающий грим, хорошая игра. Такое ощущение, что туда вложили столетний опыт съемок фильма (я надеюсь, вы понимаете, куда я камни кидаю). То же касается и сюжета. Если фильм и начинается, как классические однообразные романы, то очень скоро глупая и бесячая главная героиня сталкивается с настоящей жизнью и всеми ее сторонами – вот тогда начинается настоящий сюжет, который ведет нас до самого конца и пусть местами провисает, а местами нагоняет на лицо сарказм, в общем плане он действительно очень стоящий.
Финал мне не очень понравился. Мне не понятно почему он ушел, и на что она надеется? Может если прочитать, станет понятнее?

Игра в классики. Тур № 1