Отзывы rhanigusto — стр. 7

…диетическое переложение «Гамлета» с мужской головы на здоровую…

…очередная реанимация шекспировской классики четырёхсот летней давности за авторством и режиссурой некоей госпожи Клер МакКарти поименована предельно минималистично, простенько, но с определённой долей смысла и, уж не придраться, вкуса «Офелией». Хотя и, конечно, некоторая толика лукавства здесь всё же присутствует. Дело вот в чём. Разбираемая лента не вполне сконструирована по нетленному «Гамлету», но в основном — по книжице Лизы Кляйн «Мое имя Офелия». Имена-фамилии ни авторши экранизации 2018-ого, ни писательницы умозрительного первоисточника 2006-ого скорее всего ничего современному зрителю не скажут и ни с чем не сассоциируются. Впрочем, это и не столь уж существенно. Гораздо увлекательнее сравнить сотворившееся рекомое кинематографическое с, естественно, фабулой бессмертной трагедии…

…итак, уже из названия можно сделать оправданный вывод о том, что данное экранное сказание во главу нарратива выводит, собственно, в определённой степени эпизодическую возлюбленную принца датского. Парафраз шекспировского текста смещает акценты с мужского заглавного персонажа на женского. Ритм повествования существенно переработан и наиболее ключевой фигурой, хотя и не вполне явной, становится целиком выдуманная создателями ленты «ведьма-знахарка» и по совместительству родная сестра-близняшка книжной Гертруды по имени Мехтильда (…в роли обеих — сногсшибательная и неувядающая Наоми Уоттс из эпохального джексоновского «Кинг Конга»…). Которую как раз-таки некогда совратил коварный Клавдий (…Клайв Оуэн…). И она, уже будучи изгнанной, организовала в окрестностях Эльсинора нелегальную лабораторию по производству запрещённых датским законодательством всевозможных психотропных препаратов, разнообразных наркотических отваров и летально-смертельных ядов для травли неверных благоверных…

…разварная каша с маслом на воде из манной крупы, коию представляет из себя описанная абзацем выше судорожная и дёрганная сюжетная завязка «Офелии», в достаточной мере компенсируется шикарным и очень вкусным визуальным рядом, очаровательной музыкальной составляющей и отличной актёрской труппой. Помимо озвученных воплотителей Гертруды и Клавдия, в наличии ещё имеется очаровашка Дэйзи Ридли из последних на момент написания этих строк «Звёздных войн» в виде Офелии. Да и присутствует фактурный и породистый Лаэрт в исполнении британца Тома Фелтона изо всех «Гарри Поттеров» разом. На оскары, глобусы, каннских львов и берлинских медведей, конечно же, представленная группа граждан актёрской направленности не замахивается. Но, тем не менее, ведёт себя на съёмочной площадке пред операторские очи очень достойно, органично и бодро, добросовестно отрабатывая каждый полученный цент, фунт, евро и доллар гонорара…

…по сумме сумм, ждущих классических монологовых баталий философского и экзистенциального размаха и уровня «…быть или не быть…» здесь в «Офелии» ожидает огорчительное, если и не сокрушительное разочарование. Любителям же красивых средневековых костюмов и видов, ценителям приключений достойных рыцарей и прекрасных дев, поклонникам лёгких, ненавязчивых мелодрам и сказок на манер диснеевской «Красавицы и Чудовища» — к однократному ознакомлению весьма и с наилучшими пожеланиями подотчётное однозначно рекомендуется. В том смысле, что если не ждать от данной ленты сотрясающего твердь экранную шедевра, а попросту расслабиться и наслаждаться живой и резвой цветовой палитрой, качественными диалогами и не выдуманными страстями человеческими — полуторачасовое удовольствие будет однозначно гарантировано. И не это ли единственно и требуется для всеобщего духом и плотью расслабления в свободный и незанятый вечер выходного дня? Просто позвольте себя порадовать нескучным одиночеством и «Офелия» с живым азартом в этом вам обязательно поможет. А время от времени большего-то оказывается и не нужно вовсе…

…волнительного напряжения и превосходного исполнения камерная драма…

…по-богатому изукрашенные костюмированные экранизации хрестоматийной классики нынче выдаются киноделами современности на гора прямо как из рога кинематографического изобилия. На очереди — переложение со страниц прямиком на экранные двадцать четыре кадра всё того же, отревьюированного где-то тут ниже по течению лесковского полуочерка и получерновика «Леди Макбет Мценского уезда» практически ста пятидесяти летней давности. Действие печатного оригинала по понятным англо-саксонским соображениям перенесено в одно из неназванных графств Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии XIX-ого столетия. Совсем ещё молодую барышню по имени Кэтрин (…Флоренс Пью…) выдают замуж в консервативную, жёсткую и жестокую семью британских помещиков Лестеров. Девушка внутри особняка связана не только узами супружества, но и прочими ограничениями своих моральных прав и личной интимности нравственных свобод. Возможность самостоятельных прогулок на свежем воздухе для неё с этого момента упразднена. Разрешение лечь спать в отсутствие кутящего этажом ниже со своими гостями приглашёнными супруга целиком и полностью недопустимо. Специально обученная служанка держит измученную Кэтрин по таковой оказии в состоянии насильственного постоянного бодрствования до самого прихода означенного супружника. И сам тиранический благоверный, равно как и брюзгливый свёкор, относятся к девушке максимально оскорбительно и пренебрежительно, с морозной хладности изуверским расчётом. Дальнейшие злоключения происходят аккурат по лесковскому нарративу, щедро приправленные сценами истязания над главной героиней и актами её ответного праведного мщения…

…несомненное достоинство нынешней британской экранизации кроется в ведомственной британской же дотошности, кропотливости и повышенному вниманию к мелочам. Окромя очаровательных приёмов транслитерации — Катерина стала Кэтрин, Сергей обернулся Себастианом, а свёкр Борис изменил всего навсего ударный слог со второго на первый — количество проработанных на очень и очень приличном уровне подробностей не может не оставить весьма приятное впечатление. Судите сами — у Лескова инфернальность Катерины, к примеру, отражалась иссиня чёрным оттенком волос. В современной ленте режиссёра Уильяма Олдройда контрасты палитры гардероба исполнительницы главной роли говорят о том же с гораздо большим усилением и эффектовой однозначностью. Изначальный глубокий и спокойный синий цвет платья выглядит и является полным контрастом общей бесцветности всего вокруг и привлекает зрительское внимание буквально ко всякому движению Кэтрин. Но с привнесением в повествование её любовника и воздыхателя Себастиана, подобное возвышенное акцентирование становится совсем не к месту. На тот самый погребально-отравительный ужин со свёкром героиня облачается в тёмные и неприметные тона спокойно и мрачно гармонирующие с окружающими её тайнами, позволяя слиться неприметно с серовато-отрешённым интерьером. Её секреты остаются при ней, свёкор травится ядовитыми грибами, а единственная свидетельница смертоубийства — чернокожая служанка Анна и вовсе лишается от страха пережитого дара речи насовсем…

…умело и грамотно используя наработки всех предшественников и лесковского оригинала, Олройд сподвиг сам себя на создание гиперреалистичного жизнеописания рядового быта в семье отдельно взятых британских землевладельцев со сдержанной и одновременно очень яркой и запоминающейся образностью главной героини. Приправив же нарратив с убийствами, предательствами, пытками, подкупом и шантажом щедро рассыпанными и очень осторожными эротичными вкраплениями совсем и полностью без полного погружения в ненужную и отторгающую пошлость, режиссёр наделил свою версию событий классической «Леди Макбет» изысканной многогранностью и неумолимой, взвешенной красочностью. А практически полное отсутствие контекстного морализаторства и избегание излишних изобличений отличнейшим образом запускает в полный рост механизмы внутреннего зрительского воображариума. Вовлекая тем самым всякого соприкоснувшегося не только и не столько в пассивное созерцание, но именно что в за малым разве только не интерактивно-театральный процесс воссоздания произведения внутри отдельно взятого собственного бессознательного. Ведь качественной и проработанной костюмированной драмой нынче особо-то и не восхитить. Особенно на фоне безудержного их, этих драм и мелодрам засилья. Но сыграть на поле эпатажа, невиданных откровений и изворотливой хитрецы классической и канонической уже даже «Служанки» корейского провокатора и очаровательного умницы Пак Чхан Ука, против воли и неосознанно вовлекая смотрителя и дегустатора ленты вовнутрь рассказываемых событий — дорогого стоит. Даже несмотря на все огрехи и нарочитую малобюджетность разбираемого творения британского кинематографа…

…в заключении же имеем следующее. Рассказ о восстании свободной женственности против тирании мужского шовинизма уникальным, естественно, не назвать. Но вот интертекстуальная идея героини о том, что всякий имеет право быть тем, кем заслуживает, приведшая в развязке русскую Катерину к неминуемой и трагической гибели, британку Кэтрин лишь закаляет и делает неизмеримо сильнее. Превращая к финалу в настоящую хозяйку своей собственной судьбы. В том, как водится, и мораль…

…бесконечно нескончаемое и безгранично невообразимое приключение…

…в первозданной тьме и мрачной пучине безысходности Великой депрессии тонет целиком не такая великая ещё Америка, всё скопом юго-восточное штатовское побережье и славный город Нью-Йорк в полный рост. Нищие в видавших виды концертных смокингах с увлечённым исступлением ковыряются в мусорных бачках, выуживая оттуда подкисшие, неаппетитные сандвичи. Измождённые блондинки родом из театрально-водевильных трупп ничтоже сумняшеся пред угрозой смерти голодной воруют фрукты у придорожных лоточников. А контрабандистский пароход с залихватского вида пиратским капитаном (…Томас Кречманн…) под названием «SS Venture» спешно отдаёт швартовы, зафрахтованный бесноватым режиссёром (…Джек Блэк…), которого намедни с треском в родной студии лишили должности и всех выделенных на съёмки новой кинокартины средств. В каютах также обретается честный, вдохновенный до гениальности и скромный до безобразия писатель-сценарист (…Эдриен Броуди…) и близорукая, ангельской натуры, словно первородный грех сладострастия во плоти и наяву, белокурая прима-актриса с впечатляющими профессиональными и, гхм, прочими врождёнными данными (…Наоми Уоттс…). Та, кстати, самая, у которой с переменным успехом получалось красть яблоки с прилавков из прологового заглавия…

…всё время плаванья корабельный юнга (…Джейми Белл…) взахлёб читает тоже, между прочим, ворованный из манхеттанской библиотеки томик американского поляка Джозефа Конрада «Сердце тьмы». По-юношески решив, что эта-то повесть точно и несомненно «о приключениях», он с внезапным ужасом обнаруживает со временем, про что же она, оказывается, на деле. Похожее озарение ожидает и всех остальных пассажиров, членов кинематографистской группы и членов судовой команды. Плаванье потёртого теплохода «SS Venture» оказывается не про съёмки фильма или лихое и прибыльное контрабандистское приключение с незаконным отловом бенгальских тигров в экзотическом Сингапуре. На землях полумифического острова Черепа, где оборванные и грязные папуасы столетиями поклоняются огромному с пятиэтажный дом самцу первобытной гориллы (…Энди Сёркис…), их всех ждёт массовый и коллективный суицид и групповое, неминуемое самоубийство…

…трёхсерийный «Властелин колец» стал для новозеландского, честно признать — не абы какого популярного, маститого и именитого режиссёра Питера Джексона кульбитом, совершённым против известных законов физики намного выше собственной головы. И явился совершенно уникальным с точки зрения коммерческого кинематографа явлением с тремя миллиардами долларов кассовых сборов. Но с его же «Кинг Конгом» 2005-ого с самых начальных титров творится что-то и вовсе потустороннее и невероятное. Нет, это уже не качественный сдвиг на порядок теперь уже от экранизации озвученного выше по течению культового фэнтезийного литературного «кирпича», но прыжок куда-то за самые далёкие облака, в лазурные и бесконечные глубины стратосферы. Джексон, питающий очевидно нежнейшие и влюблённейшие чувства к оригинальному легендарному Кинг Конгу года 1933-его, серьёзнейшим, скрупулёзнейшим и дотошнейшим образом реконструирует с помощью всего финансового и технического могущества голливудских кинодельческих артелей, мастерских, мануфактур и лабораторий извечный, краеугольный, сказочный миф о красавице и чудовище, этакий аксаковский «Аленький цветочек» на очень современный и своеобразный лад…

…то, как Джексон оперирует гигантскими формами и титаническими масштабами в «Кинг Конге» — тема и повод для отдельной статьи, если и не диссертационного эссе. Равно как и тот факт, что новозеландец вложил в ленту двадцать миллионов личных долларов, создав тем самым эдакий анти-гонорар, купив себе право на реализацию детской мечты — переснять самому и лично заветное кинематографическое чудо из далёкого тридцать третьего года двадцатого столетия. «Кинг Конг» это абсолютный максимизатор личной выразительности, персонального бессознательного и индивидуального сознательного. Здесь, как в кэмероновском «Титанике», последнее из того что хочется и нужно делать — разбор по кадрам и раскладывание по полочкам. Ведь глядя на экран каждый может и должен вспомнить нечто своё интимное и глубоко внутреннее. Потому как невозможно безучастно смотреть, как десятиметровая обезьяна с полным отчаяния взглядом печальных глаз хватает с тротуара всех белокурых девушек напропалую, исступлённо надеясь отыскать ту самую, свою неповторимую и единственную. Да и потом, когда они уже вдвоём кружатся по заледеневшему и заснеженному нью-йоркскому озеру, радостно заливаясь счастливым смехом взаимного обретения друг друга, глядя на всё это, ощущаешь внутри некое странное, полузабытое, непривычное ощущение, тянущую и щемящую просьбу о том, дабы этот двухсотминутный праздник никогда-никогда не кончался…

…в финале резюмирующем нынче всего два слова. «Кинг Конг». До этих самых пор не смотревшим — только трепетно, со счастливым вздохом замирания искренне и торжественно позавидовать. Единожды соприкоснувшимся — трогательно, с несомненным пониманием тепло и заботливо посочувствовать. Ведь великолепное и потрясающее трёх с половиной часовое визионерское потрясение Питера Джексона под названием «Кинг Конг», подобно пьянящему и терпкому величественному послевкусию взаправдашнего тихоокеанского выдержанного до угольной черноты рома, даёт себя прочувствовать в полной мере лишь после второго, третьего, а то и вовсе — четвёртого полновесного глотка. Раскрываясь и разливаясь изнутри во всю ширь персонального восприятия удивительным и неповторимым дижестивом. Единственным в своём роде. Пропустить или побрезговать которым — превыше обыкновенных, человеческих киноманских сил. Ибо воистину, пред взором сотворяются отнюдь не кадры киноплёнки, пускай и самые дерзкие и талантливые из ныне запечатлённых. Но чёрная, чёрная магия. Словно весь мир вдруг свернулся в один волшебный и поразительный, фантастически незабываемый киноэтюд. И всякое осознание реальности превратилось неожиданно в магическую, старинную со скруглёнными уголками таинственную дверцу. Сладко подмигивающую нам полированной бронзой вычурной привратной ручки, только и ждущей того чарующего мгновения, когда за ней откроется подлинная сказочная киномистерия. Именно такая, какой всем и каждому так давно и долго уже не хватало…

…методическое пособие о неотвратимости последствий расплаты за неверность и измену…

…три темпоральных линии повествования: лубочный и глазированный 1963-ий, подсвеченный неоново-кислотными сполохами 1984-ый и выхолощенно-стерильный высокотехнологичный 2019-ый. Столько же главных и весьма «зубастых» героинь: первая — прилежная и затюканная домохозяйка, другая — светская львица явно азиатского происхождения и третяя — напыщенно-истеричная сторонница открытых браков с адвокатским образованием. В декорациях — один огромный, неприличной фешенебельности и внушительной стоимости особняк расположенный где-то в калифорнийской Пасадене, задействованный во всех вышеприведённых персонаже-историях…

…телевизионный десятисерийник «Почему женщины убивают» — это, в своём роде, решительно уникальное, абсолютно не поддающееся рутинному, бытовому и конвейерному классификаторству явление. Местами — уморительно смешное. Моментами — детективно интригующее. Преимущественно поучительное и по-хорошему, не напрягающе сопереживательное. Ну и, конечно же — безмерно, безапелляционно и бесконечно едкое, сатиричное и чернушное. А вот большой мелодраматической подоплёки и глубокой драмы тут нет почитай что и вовсе. Но это-то, к определённой и приятной неожиданности, как раз и, как видится, одно из первейших достоинств «…Женщин…». Ведь эти десять не очень длинных серий способны по-настоящему вернуть своего зрителя в то самое кинематографическое «тогда», когда единственным сокрытым значением слова «телесериал» являлось именно недвусмысленное «приятное времяпрепровождение»…

…в шестидесятых нас развлекают архетипичным образом примерной американской благоверной натурально прислуживающей по хозяйству напыщенному и самовлюбленному супругу-ракетостроителю. Который под прикрытием легенды о регулярных сложных и ответственных ночных бдениях над рабочими проектами нагло спит с официанткой из кафетерия напротив. Восьмидесятые нагнетают общий абсурдистский градус нарратива за счёт экстравагантности, нелепости, шика и весьма забавной истории о третьем браке элитарной представительницы калифорнийского бомонда, нынешний избранник которой оказывается скрытым пассивным гомосексуалом, напропалую соблазняющим местных чернокожих парикмахеров и крепостных мексиканских садовников. Ну и, наконец, современная эра представлена в «…Женщинах…» наркологической, будничной и несколько карикатурной комедией положений про безостановочное враньё, свободные интимные отношения, соитие втроём и опасность совместного нахождения по одной крышей со средней степени чокнутости бисексуалкой имеющей к тому же откровенно криминальное прошлое и членовредительские наклонности…

…подобная разноплановая и калейдоскопичная сюжетная взвесь, однако, легко и изящно кристаллизуется удивительной живописности и многомудрой простоты истиной о том, что хотя в разные времена роли и нравы женщин в социуме безусловно меж собою разнятся, их отношение к плотской измене и эмоциональному предательству остаётся предельно неизменным императивом с крайней степенью как раз-таки и выведенной авторами в заглавие вопросительно-утвердительным тезисом о том, почему именно женщины и убивают. Факт неверности со стороны избранника здесь при этом является ключевой отправной точкой, но не становится самоценной интригой. Уже при первых жестах, взглядах и репликах не заподозрить супругов пола мужланского в предательстве попросту невозможно. Ценность «…Женщин…» в другом. В том, насколько быстро и изобретательно блудников повергнет неотвратимое и весьма творческое, но коварное и безжалостное наказание. И вот здесь, в момент блистательно срежиссированного и великолепно отснятого акта тройного возмездия (…умопомрачительно исполненный кинематографический приём, когда все сюжетные разновременные линии на экране перемешиваются в одном месте и сливаются в одно целое…), и проявляется чётко и правильно сформулированный вопрос в изначально заданной коннотации, а именно — как и за что женщина вообще способна убить…

…мелодраматическая конфузия сдобренная трагикомической оказией…

…подозрительно жизнерадостный, аккурат почти до состояния врачебно-ориентированных отклонений, итальянский хуторянин Гуидо (…Роберто Бениньи…) накануне Второй мировой прибывает покорять стольный град Рим. Совершенно случайно встретив выпавшую со второго этажа амбарного сеновала школьную учительницу Дору (…Николетта Браски…), укушенную, к тому же, в нежную ножку коварной пчелой, гражданин Гуидо последовательно и незамедлительно, гхм, отсасывает токсичный пчелиный яд из белоснежного бедра красавицы, а уж после знакомится с потерпевшей, без памяти в данную барышню влюбляется и ей же самолично представляется. Комедийно-романтические любовь и счастье через время омрачаются началом гонений итальянских фашистов на евреев, коим оказывается означенный персонаж Роберто Бениньи. Его самого вместе с малолетним сыном Джозуэ, возлюбленной Дорой и прочими иудейской наружности потерпевшими скоропостижно на товарном поезде доправляют в нацистские концентрационные лагеря…

…при знакомстве как с первой водевильной частью ленты «Жизнь прекрасна», снятой исполнителем заглавной роли, режиссёром Роберто Бениньи с шутками, приёмами и гэгами в духе бессмертного «немного» и двухцветного кинематографа, так и со второй, несколько сюрреалистичной и неизбывно трагической, местами даже слишком и избыточно натуралистичной, буквально душераздирающей, следует помнить вот о чём. Зритель ни до — уж точно, ни после — что наверняка в жизни не видал ничего более забавного, необычного, выбивающего из привычной мировоззренческой колеи и печального на заданную тематику. Нет, безусловно, картина полностью заслуженно получила все свои награды и премии. Но постарайтесь понять верно сам создательский основной замысел. Ведь режиссёру здесь нет решительно никакого дела до того, напротив скольких кинематографических медалек можно успеть проставить отметки, пока на экране не проплывут снизу вверх финальные, заключительные титры. В «Жизни…» интересны могут случиться лишь только личные, субъективные и персонифицированные эмоции, реакции и ощущения…

…«Жизнь прекрасна» сама по себе есть субъективный индикатор внутреннего зрительского душевного состояния. Да такой силищи, сродни некоторым внешним природопатогенным воздействиям. Лента, беззаботно первый час нарративного хронометража прикидывающаяся чудаковатой и весьма фривольной, но очень милой комедией положений на деле, во второй своей половине, оказывается как раз из таких, которые посмотришь и — захочешь забыть, ни за что не получится. И персонаж, которого воплотил Роберто Бениньи, задорный, живой, весёлый, дурашливый, жизнерадостный и непосредственный, способный натурально улыбаться, восходя под надзором собственного палача на эшафот, настраивает на проникновенный, практически личного участия зрительский настрой. Паяц и клоун, безумно напоминающий итальянского Пьера Ришара (…на какового, к тому же, бессовестно походит даже внешне…), все два часа пребывая в гротескно-переизбыточном образе неунывающего лицедея с чрезмерной жестикуляцией и сверхпредпочтительной эксцентрикой, на деле оказывается способен внушить на фоне смертей и общей удушливой безысходности такое желание жить и чувствовать радость бытия всем сердцем и душой, что диву разве только остаётся не отдаться полностью, окончательно и наверняка…

…«Жизнь прекрасна» — невероятный образчик настоящей комедии без увечий и, как ни странно, трагедии совсем и полностью почти без смертей. Бениньи во время работы над лентой нашёл, быть может, самый уникальный кинематографический сплав трагикомичности с легковесностью, способный донести все заложенные метафоры, идеи и аллюзии до зрителя в любых временах и нравах пребывающего. При этом сделано рекомое режиссёром почти абсолютно не пользуясь излюбленными многими и многими фильмоделами дидактическими императивными шаблонами, наставленческими интонациями и слезоточивыми мелодраматическими надрывами. Талантливый итальянец просто снял свою «Жизнь…» очень и очень стоящей. О том, что смотреть нужно не в иллюзорное будущее, а во всамделишное настоящее. С мыслью, что бывают-то неприятности, к сожалению, похлеще, чем взаимное недопонимание, осенняя хандра за окном, туповатые коллеги и дуболомное подлое начальство. Титанически сильный духом Гуидо прямым текстом шпарит с каждого кадра нечто настолько положительное, не улыбнуться которому, даже и сквозь скорые на проявку слёзы, не получается вот уже двадцать с небольшим лет подряд…

…мануфактурное производство мерцающих иллюзий для истово верующих взыскующих истины…

…перед зрителем фактически всё время действия — а это около трёх предельно реальных часов — находится огромная, как вертолётный ангар, псевдо-театральная сцена. Часть декораций, в том числе несколько стоящих в пустом пространстве дверей, пара одиноких столов и несколько ретро-автомобилей, производственно смонтирована или вполне себе вещественна. Прочее — нарисовано мелом на полу в минималистично-абсурдистском стиле. В том смысле, что, дескать, смотрите: если подписано «куст крыжовника», значит это именно он и есть, и обращаться с ним следует соответственно. Изображены контуры собаки и начертана кличка «Моисей» — из фонового ниоткуда раньше или позже непременно раздастся тревожный лай. Всё прочее, не попавшее в кадр даже схематически, задействованным актёрам приходится смело воображать. В «Догвилле» Ларса фон Триера, привычку открывать умозрительные двери под аккомпанемент бодрых поскрипываний и постукиваний звукорежиссёра, заимел буквально каждый старатель местной лицедейской артели…

…рассказанная в ленте история, переносящая зрителя в очень и очень условные штатовские тридцатые прошлого века аккурат в тот самый тёмный час Великой Депрессии и подстёгиваемая воспитательными щелчками хлыста закадрового рассказчика, именно та история, которая «в девяти действиях с одним прологом», неимоверна, ошеломляюща, невероятна и исключительна. Это если упустить из виду упрощающий эпитет — феноменальна. Будьте благонадёжны, фон Триер обманет лично ваши ожидания от «Догвилля», чего бы вы там себе заранее или по ходу просмотра не наожидали. Прекрасная, словно грех сладострастия во плоти Грейс (…Николь Кидман…) сломя голову бежит от родного папы — местного вора в законе (…Джеймс Каан…) — в затерянный в недрах Скалистых гор и забытый богом посёлок с чудным поименованием Догвиль. Там изо всех сил милейшая девушка старается прийтись по нраву местным праведным и мудрым пейзанам. Попытки данные как-то внезапно кончаются тем, что благонравное и целомудренное народонаселение исступлённо и коллективно насилует её и заковывает в кандалы с присобаченным колокольчиком. Рекомая Грейс, вместо того, чтоб пасть духом и сломиться телом, всего навсего гневается и жалуется как нельзя кстати вернувшемуся мафиознообразному отцу. Каковой, прибывши в силах тяжких, и устраивает под занавес в «Догвилле», что называется: Ад, Израиль, да и вообще все неописуемые и устрашающие казни египетские…

…датчанин Ларс фон Триер — один из лучших кинематографических постмодернистов текущего времени. Это не следствие критического анализа и рецензентского разбора, но кристальный анатомический факт. Типичные последствия вдумчивого просмотра любого на выбор творения данного фильмодела включают в себя полное замешательство в содержимом головной коробки черепного мозга, размётанные на клочки и обрывки фрагменты мыслей и необходимость частичного пересмотра личной системы норм, мер, весов и нравственных ценностей. Фон Триер словно бы и вовсе не выдаёт на гора кинематографический продукт. Его стараниями, вот уже без малого пятый десяток лет кряду, с экранов сходят всамделишные электрошоковые стрекала, управляющие базовыми инстинктами и примитивными эмоциями недоумённых зрителей. В каждый ключевой момент с любым умозрительным разрядом в мозг потребителя поступает короткая и хлёсткая команда: «хвалить», «ругать», «смеяться», «сопереживать», «ненавидеть», «плакать». Нужные создателю реакции провоцируются столь же успешно, как если бы они проступали сквозь нарратив аршинными мигающими жёлтым на красном фоне буквами…

…и в этом смысле, финальная грань «Догвилля» с невыносимо медленно материализующимся сквозь обозначенные мелом контуры надписи «собака» реальным лающим псом и следующей за этим демонстрацией провокационной фотохроники реальных очевидцев, участников и жертв Великой Депрессии с неврастенической музыкальной темой «Молодые американцы» в исполнении Дэвида Боуи, размывает границы аутентичности, подтверждает все социально-исторические оммажи и оспаривает все разом документальные достоверности. Вызывая в сознании натуральный многомиллионный в энергетическом исчислении разряд демонической катушки Николы Тесла. Закольцовывая смысловую закономерность идентичности и разнородности здешнего пролога и эпилога. Образуя ирреальную и правдивую искру притяжения меж вымыслом и реальностью. Ведь всё, что ни на есть — суть фикция. Ну, разумеется, кроме всего того, что подлинно, истинно и реально, само собой…

…история любви Ромео и Ромео от видного американо-таиваньского кинодела…

…в гористых глухоманях американского штата Вайоминг на самой заре шестидесятых прошлого века, волею не зависящих ни от кого обстоятельств, в окрестностях некой Горбатой горы сходятся производственно, дружески и эмоционально два молодых парня. Оба они нанялись к местному овцезаводчику, подрядившись пасти, собственно, цельное стадо этих самых парнокопытных баранов. Один из них зовётся Эннисом Дел Маром (…Хит Леджер…) и являет собой живописную, характерную, воплощённую в жилистых телесах аллегорию закрытого, немногословного, закованного в кандалы психологических травм неправильного воспитания и ортодоксальных традиций ковбоя-бугая. Другой — Джек Твист (…Джейк Джилленхол…) — напротив, весь из себя вертляв, импульсивен, гораздо более внутренне открыт, общителен, любвеобилен и не в пример куда как интенсивнее социализирован. Незатейливая и мистически впечатляющая пастораль рядового штатовского животноводческого совхоза с бригадиром-гомофобом, несметными полчищами метафорических белоснежных овец, парочкой молодцеватых ранчеров-пастухов и запредельной красоты горными пейзажами скоропостижно форсируется «постельной» сценой хмельного, агрессивного и однополого мужского соития, незаметно но вполне осознанно и закономерно мутируя в мощнейшую социальную драму и трагедию положений. Так начинается главная интрига оскароносной художественной картины «Горбатая гора» режиссёра Энга Ли две тысячи пятого года выпуска…

…кажется целиком невероятным, но в ленте практически нет ни одной унции ни откровенной и излишней пошлости, ни слезливой, бестолковой сентиментальности, ни похабной гомоэротической скабрезности. Ещё более изумляет тот факт, что даже слово «любовь» произносится тут в самом финальном финале, когда один из поседевших гомо-ковбоев ведёт задушевные беседы со своей повзрослевшей брачующейся дочуркой в исполнении изящной Кейт Мары. Сама же «Горбатая гора» — слитная, за малым разве только не эпическая, сногсшибательно изложенная, мастерски отлитая в кинематографической бронзе и безупречно разыгранная шекспиро-античная трагедия, свирепо выдержанная в декорациях жутковатого ретрологического, психофизического и отнюдь не напускного американского гиперреализма. История рассказываемая, конечно, убийственно простая и незамысловатая, равно как и бытовая донельзя. Но поведанная Энгом Ли очень минималистично, задушевно, чувственно, завлекающе и отчасти гипнотизирующе. Безо всяческих перескоков из обличающей чернухи в розовые хляби. Без ужимок, кривляний и передёргиваний. Простым и спокойно-обыденным, человеческим и человечным киноязыком…

…здесь любая даже случайная раскадровка или банально проходная сцена походя и невзначай нагнетает такого саспенсу и участия в зрителе, держит настолько в напряжении, что остаётся по просмотру только изумлённо поводить плечами. Это при том, что даже в ключевые моменты и знаковые точки нарратива в «…Горе» казалось бы вообще ничего специфического не происходит. Тем не менее на экране в нужных местах и в необходимое время буквально из ничего сотворяется напряжение, до которого многим и многим тревожного характера лентам невообразимо далеко даже теперь, спустя почти полтора десятка лет после шумного успеха ревьюируемой картины…

…само собой, «Горбатая гора» отнюдь не тот лёгкий образец кинотворчества, который стоит смотреть просто от нечего больше делать, вовсе нет. Тут пасторальная и воздушная мелодрама, резонно и неотвратимо с каждой воспоследующей минутой хронометража перерастает в душераздирающую, разъедающую сознание трагедию. И на этом глобальном фоне глубокая провинциально-культурная нетерпимость и ксенофобские, возведённые в абсолют «традиционные» местечковые устои и ценности лишь добавляют серой мрачности к и так более чем невесёлой здешней заглавной идее. Но всё же, сравниться с лентой Энга Ли по глубине душевности, степени соприкосновения с самыми сокровенными, эмоциональными и чувственными таинствами внутреннего мира людского, показанного на экране без единого намёка на простоватую, бутафорскую и лживую сентиментальную конъюнктуру, не дано подавляющему большинству голливудской родственной синефильской продукции. Как сходного лирического жанра, так и всех прочих образчиков вымышленного и живого киноискусства. И уже одним этим достоинством «Горбатая гора» перекрывает все свои явные и надуманные недостатки и заслуживает с лихвой всего потраченного на себя двухчасового времени. Что само по себе для ленты с заведомо провокационным посылом дорогого стоит…

…поэтичная и уморительная кадриль материалистической ониомании…

…не вполне себе и так уж прямо полностью метафорическая и символистичная, но очень фактурная, двояко выпуклая, остро социальная и неизмеримо камерная Южная Корея наших дней. В окно полуподвальной клетушки семьи Ки то и дело кого-то весьма отвратительно тошнит. Проходящие мимо и изрядно накушавшиеся горячительного посетители окрестных полуночных трактиров регулярно справляют туда же малую, простите, нужду. А под занавес, так и вовсе — сквозь данное смотровое отверстие внутрь жилплощади в режиме эпохального потопа заливаются едва ли не все сточные воды со всего же означенного и безымянного южнокорейского населённого пункта…

…внутрисюжетная завязка скучна, словно чистый газетный лист и настолько же непритязательна. Но уже спустя каких-то двадцать минут сугубо реального экранного времени нарратив оборачивается горячечным экранным парафразом припадочной оркестровой версии балалаечной «Камаринской» в обработке не приходящего в сознание композитора Глинки из недавно где-то рядом отревьюированного «Отеля «Гранд Будапешт» Уэса Андерсона. Подотчётные «Паразиты», облагороженные Золотой пальмовой ветвью очередного Каннского кинофестиваля в мае сего года, практически неизвестного отечественному зрителю корейского режиссёра-постановщика Пон Чжун Хо в аннотации и краткой допросмотровой раскадровке вроде бы и ничего особенного — социальная трагифарсовая комедия, не более. Но на деле всё далеко не так однозначно. Одна часть актёрской труппы проживает здесь в дизайнерском особняке с секретным подвалом-казематом внутри, другая — прозябает в клетушечном цокольном погребе куда как явном и бескомпромиссно голоштанном. Первые заколачиваю баснословные средства путём бесстыдного нахлебничества в новомодной и сугубо виртуальной айти-сфере недопроизводства, обставлены майбахами и рейнджроверами последних моделей, обхаживаемы водителями-гувернистками и решительно не представляют чем себя от повсеместного изобилия и назойливого благополучия ещё бы занять. Вторые нигде вообще не трудоустроены, гротескно ленивы, чудовищно, вызывающе бедны и мошеннически злонамеренны, а в качестве выживательского приработка коллективно и изумительно плохо по бракодельски клепают макулатурные коробки для нищебродской пиццерии напротив. Кто из представленных граждан более бесполезен и паразитарен так сразу и не разобрать…

… Пон Чжун Хо натурально на коленке и в двух с половиной декорациях сконструировал незабываемой эмпатии зрелище, наделённое небывалой внутренней мощью. Поверьте на слово — «Паразиты» одно из самых, если не самое остроумное жанровое произведение, какое только и можно себе вообразить. Это, наверное, и есть тот самый совершенный пример высоколобого и едкого сатирико-интеллектуального кинематографического аттракциона с ярчайшим конфитюром сюжетных переворотов и кульбитов, глубокомысленных ироний и откровенно-возмутительных, невероятно смешных приёмов, фокусов и шуток на грани фола. Регистры повествования сменяются по течению нарратива не один раз, мутируя в финале в нечто совсем уже непредсказуемое и разом смешное, грустное, поучительное и донельзя пронимающее. Превращая сюрреалистичный и, в принципе, в огромной мере сфабрикованный, забавный и вовлекающий авторский классовый манифест в смешную и насыщенную, понятную и принимаемую буквально каждым зрителем аллегорию о бедности и роскоши, социальной стратификации, взаимопроникающей диверсификации и даже окончательной сатисфакции отношений между нынешними проекциями патрициев и плебеев, элоев и морлоков…

…«Паразиты» — это бытовой реализм и циничная пародийность взаимно паразитирующих симбионтов-антагонистов. Бесшовный, полноразмерный и абсолютный шедевр современного кинематографа. Безо всяких скидок и поправок на жанры, предпочтения, этнические и межсоциальные вопросительные уравнения. Гениальный образец реальности абсурда и идеальный пример мастерского урбанистического мифотворчества. При этом всё ещё воздушно лёгкий, слащаво приятный и вообще не претендующий на какую бы то ни было обязательность. Сверхвыразительный водевиль с отсутствием непрошибаемых границ и искусственных преград. Не откажитесь отведать, что называется, ибо таковым представлением зрителя нынче балуют ох как нечасто…

…двести дней полосатого рейса наедине с тигром в робинзоновом ковчеге…

…картина, что называется: приготовьтесь — ни объективное время предопределение, ни субъективное место географического воздействия в подотчётной «Жизни Пи» оскароносца Энга Ли не имеют вообще практически никакого эскалационного значения. Впрочем, это-то уже было ясно из самого обращения к первоисточнику — роману канадца-прозаика Янна Мартела, изданному у нас здесь на кириллице под точно таким же названием. Литературная предтеча не только лишь хороша собой, сильна подтекстами и высокоградусна композиционно, но и подкреплена верительной грамотой главного, наверное, англоязычного наградного мероприятия в сфере написания, собственно, бумажных книг — Букеровской премии за 2002-ой год…

…в обеих своих ипостасях «Жизнь Пи» это рассказ о чрезвычайно и, быть может, даже чрезмерно набожном (…шутка ли, главгерой и, фактически, единственное полноценно действующее лицо нарратива — одномоментно прилежный адепт индуизма, истово верующий католик и верный последователь ислама…) индусском пареньке по имени-фамилии Пи Патель. Будучи сыном директора зоопарка, шестнадцатилетний Пи где-то в Тихом океане, по дороге из Индии в Канаду переживает необъяснимо эсхатологический, библейского размаха шторм и претерпевает ветхозаветное кораблекрушение, уносящее с собой на дно морское всех его родных, близких, большую часть отцовского зверинца, а заодно и колоритного судового повара-расиста в исполнении изумительного и донельзя фактурного Жерара Депардье. Чудесно спасшийся юноша смуглый со взором горящим оказывается в одной шлюпке со сломавшей ногу зеброй, приплывшей на связке бананов орангутаншей, зловредной гиеной и огромным трёхлетним бенгальским тигром с забавной кличкой Ричард Паркер. Всего за каких-то полдня звери последовательно и стремительно жрут друг друга живьём, на личных примерах подтверждая неумолимость экологических пищевых цепочек в животном царстве. Оставляя несчастного, насмерть перепуганного и едва ли не вконец отчаявшегося Пи в тесных рамках утлого спасательного судёнышка наедине всё с тем же хищным и полосатым властителем джунглей…

…безапелляционно талантливый и по-восточному спокойно-амбициозный тайваньско-американский подданный и режиссёр, например, «Горбатой горы» Энг Ли филигранно на протяжении всех двух часов выстраивает из многомерной и мультисмысловой религиозно-философской притчи писателя-тяжеловеса Мартела дорогущий, фантастически экспрессивный и содержательный, безумно красивый арт-иллюзион. Несколько обмелевший своим внутренним наполнением, что правда, в процессе перевода печатных букв в визионерские кинокадры. Но, тем не менее, Ли держится вполне достойно, не стараясь в угоду массовости разжёвывать внутренний материал ленты всем и каждому с последующим насильственным озарением. А визуально и технически при этом «Жизнь Пи» разве что не безупречна. Такой красочной и волшебной атмосферы самозабвенного и восхитительного погружения в неизведанные уголки нашей планеты зритель, может статься, не увидит более нигде. Сияющие на фоне чернильно-ночного моря медузы, радужные летучие рыбы, вырывающиеся из глубин голубые киты и изумрудные плавучие мангровые острова — всё это хотя бы и нарисовано исключительно с помощью пререндеренных технологий и компьютерных вычислений, выглядит, всё же, необыкновенно трогательно, по-настоящему миловидно и всемерно восхищающе…

…«Жизнь Пи» и после просмотра надолго останется мерцающей на гранях зрительской памяти жутковатой, жизнеутверждающей, духоподъёмной, притягательной, невыразимо прекрасной и устрашающе умной сказкой. Историей об истинной вере, о настоящих испытаниях, о дружбе, терпении и взаправдашнем чуде прощения. А ещё и в первую очередь это лента о том, в общем-то, о чём вы сами захотите. О вашем личном в финале выборе. Который, к искреннему изумлению, здесь вам никто не будет стараться ни скорее против желания всучить, ни нагло вопреки воле навязать…

…реальные мечтания о пробуждении в удивительном настоящем…

…главный герой здесь зовётся Домиником Коббом (…Леонардо Ди Каприо…) и является мошенником, вором, грабителем и изворотливым корпоративным шпионом. На местном специально придуманном служебно-внутреннем диалекте данная профессия именуется немного вычурно, но достаточно ёмко, точно и едко — «извлекатель». В общем, это такой себе незаконных дел умелец, каковой с одной стороны занимается мероприятиями по охране подсознания. Но и способен вполне, естественно, и украсть из головы потенциальной жертвы информацию высокой ценности и личной направленности для последующего использования в своих незаконных меркантильно-эгоистичных целях. Возможным становится подобное лишь по тому занятному допущению, что в мире Кобба для таковых мероприятий изобретено специфическое ведомственно-медицинское оборудование. Устройство выглядит для непосвящённого жутковато, на деле представляя из себя всего лишь высокотехнологичную капельницу. А если конкретнее, то это портативный автоматический инфузионный насос для коллективного внутривенного ввода специальных снотворных препаратов и последующего погружения всех пациентов в сеанс совместных сновидений…

…сюжетообразующей основой является поступивший герою Ди Каприо заказ от некоего очень состоятельного бизнесмена японской видонаружности по имени Сайто (…Кэн Ватанабэ…). Предложением становится отнюдь не банальное рутинно-ремесленное изъятие из сознания его конкурента — Роберта Фишера (…Киллиан Мёрфи…), владельца могущественного энергетического синдиката планетарного масштаба — определённой секретно-конфиденциальной информации. Но как раз-таки и совсем наоборот, имея целью высокого преступного искусства виртоузное внедрение в мозг соперника своей деструктивной информации. Некой изменяющей внутреннее подсознательное идеи, которая со временем, незаметно и неотвратимо приведёт к изменениям в поведении жертвы. И тем самым устранит угрозу возникновения здоровой рыночной конкуренции и острого предпринимательского соперничества. Несмотря на предельно профессиональную и даже в некоторой мере элитную команду злоумышленников-соучастников в составе, помимо известного уже Доминика Кобба, его старшего, отвечающего за все мелкие и крупные детали операции подельника Артура (…Джозеф Гордон-Левитт…), профессионального лицедея и имитатора Имса (…Том Харди…), несовершеннолетней мастерицы по архитектуре сновидений Ариадны (…Эллен Пейдж…) и матёрого химика техподдержки Юсуфа (…Дилип Рао…), ситуация по выполнению задания осложняется, кроме прочего, фактом того, что жертва снотворного нападения — персонаж Киллиана Мёрфи — имеет специальную подготовку по противодействию подобным актам подсознательной агрессии и владеет техникой по борьбе со вторжением в собственные сны…

…небывало мощное и многогранное «Начало» 2010-ого одного из лучших режиссёров нашего времени Кристофера Нолана, подобно своему калейдоскопическому, сотканному из практически одних лишь предположений, полутонов, намёков и допущений нарративному наполнению, в жанровой ипостаси также не имеет чётких и ярко выраженных ориентиров. Тут и триллер, и психология, и психиатрическое исследование человеческого подсознания. Присутствуют в равных пропорциях удивительной гармонии драма, авантюрное приключение и любовно-романтическая трагедия. При этом, на всех уровнях представления нолановской ленты эти составляющие невероятно органично переплетаются, сосуществуют, дополняют и интегрируются друг в друга. Да и шутка ли, идея реальности внутри сна отнюдь не нова для кинематографа. Но вот практически каждому из зрителей в жизни хоть раз доводилось просыпаться в своём собственном сновидении от другого. То есть практически все так или иначе бывали в ситуации главных героев «Начала», когда сон внутри сна пробуждает от нас от первого видения. Задуматься над этим, конечно же, можно и даже, в некотором смысле, нужно. Только Кристофер Нолан пошёл дальше обычных размышлений о субъективном восприятии образов, возникающих в сознании спящего. Режиссёр соединил свои мысли о данном явлении и кристаллизовал их в залихватскую идею, добавил ярких талантов и невыносимой харизматики актёрскую труппу выдающихся лицедеев и поместил полученное в бульон из ста шестидесяти миллионов долларового бюджета, двух с половиной часов предельно реального времени и вихря всемогущих голливудских визионерско-кимематографических технологий. Получившийся результат, натурально, что называется, бьёт в голову, заставляет морщить лоб, пучить глаза и беззвучно открывать от удивления уста, забрызгивая, гхм, неконтролируемым слюноотделением детали интерьера и домашних любимцев…

…вопреки значительной продолжительности местного хронометража, «Начало» исключительно монолитная, целостная и самодостаточная картина с бесшовным и предельно концентрированным потоком действия. В момент стартовых титров, под аккомпанемент заглавной музыкальной темы с божественной хрипотцой транслируемой Эдит Пиаф, гений Нолана как будто и самого зрителя подключает к той самой жутковатой и таинственной автоматической капельнице, вгоняя в кровеносную систему безупречно сконструированную грезу. Лента, чем ближе к финалу, катарсису и ожидаемой, но неожиданной развязке, всё быстрее и резче крутится вокруг своей оси, подобно миниатюрной металлической юле героя Ди Каприо. Нарратив галопирует и радостно гикая уносит с собой остатки каким-то чудом сохранившегося за первые полтора часа зрительского сознания. А в итоговом, часовом практически, заключительном аккорде «Начала», именно в том глубинном сне, который внутри другого сна, погружённом в ещё один нижеследующий сон, неожиданно для всех по эту сторону экрана успевает произойти и случиться небывалой силы история, вполне тянущая на пару, а то и тройку отдельных, самостоятельных и самоцельных картин…

…одна из самых восхитительных, хотя и, признать честно, прописных истин о «Начале» состоит в том, что весь кинематограф — суть фантазия, зыбкая и неустойчивая. Подходя к заключительным титрам зритель по обыкновению нередко и даже более чем часто не в состоянии сформулировать изначальных ожиданий и совокупных впечатлений от просмотра. Сотворённая же Кристофером Ноланом иллюзия наделена ощутимыми и чёткими грациозно визуальными, отчасти философичными и очаровательно эмоциональными гранями. Подобно методике персонажа Леонардо Ди Каприо, лента с отложенным эффектом срабатывания помещает в сознание идею про то, что с окончанием нарратива ничего больше не заканчивается. В огромной сумме всех своих меньших сумм — «Начало» безупречная инъекция реальности вымысла и вымышленной реальности. С которой и по просмотру расстаться получиться очень и очень нескоро. Ведь порой именно оно, приснившиеся в сладкой неге сновидения, более всего прочего материального, рационального, устоявшегося и здравого говорит с нами на понятном и чутком языке. Спонукая к истинному пониманию наших внутренних стремлений и желаний. И открывая глаза совсем и вовсе не на то, как всё уже сложилось ранее и теперь происходит. Но на ту сторону подсознательного, где чётко и просто наше внутреннее сокровенное показывает чего мы на самом деле хотим, куда стремимся и прежде всего — как возможно этого достичь. Врата Морфея ведь всегда для каждого открыты, всего-то и нужно лишь однажды проявить необходимую решимость и окончательно проснуться…

…высеченная в граните киноплёнки ода о настоящем человеке…

…в феврале-марте того самого хрестоматийного сорок пятого Великогерманский Рейх уже в непосредственной, видной невооружённым взором близости от тотального разгрома и позорной капитуляции. Тем временем в глубоком берлинском тылу, в самом сердце штаб-квартиры Имперской службы безопасности, штандартенфюрер войск СС Макс Отто фон Штирлиц и одномоментно советский внедрённый агент-нелегал в звании полковника разведки СССР Максим Максимыч Исаев (…Вячеслав Тихонов…) активно ведёт подрывную, агентурно-вербовочную и оперативно-дознавательную деятельность. В том числе, по разоблачению секретных, сепаратного мирного договора переговорных инициатив между обескровленным нацистским режимом и британско-штатовскими союзниками. Допустив в процессе шпионажа несколько мелких, но непростительных для настоящего профессионала огрехов, герой Тихонова попадает в поле подозрительного внимания изворотливого, жестокого, предельно сообразительного, обладающего специфическим циничным чувством «ведомственного» юмора и реально существовавшего генерал-лейтенанта тайной государственной полиции, группенфюрера СС Генриха Мюллера (…Леонид Броневой…). Тем не менее, удача и профессиональная хватка не подводят Штирлица и он мастерски выходит, что называется, невредимым из пламени и сухим из воды. С блеском выполняя поставленные советским руководством задачи и спасая от неминуемой гибели свою возлюбленную, тоже разведчицу — Кэтрин «радистку Кэт» Кин (…Екатерина Градова…), каковая, конечно же, в миру самая обычная Катя Козлова…

…двенадцатисерийная художественная лента режиссёра-постановщика Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» по одноимённому книгопечатному творению писателя Юлиана Семёнова — это не совсем и именно такая военно-детективная драма в декорациях слегка идеализированного социалистического реализма о разведчике, тайно внедрённом в центральный аппарат личной службы безопасности Адольфа Гитлера, какой кажется на поверхностный или первого ознакомления взгляд. Вернее, если выражаться точнее, картина о семнадцати днях из жизни шпиона, балансирующего на тонкой грани между полным провалом и блестящим успехом, это в широком смысле история гуманистического межгосударственного прощения. Ведь в первый, наверное, раз к тому времени в отечественном кинематографе нацистская верхушка рейхстагского командования показана без излишнего жестокого гротеска и обезличивающей звериной бесчеловечности, но в качестве сложных и многогранных живых личностей и кропотливо выписанных экранных характеров. А одним из наиболее ярких штрихов в общей палитре успеха «Семнадцати мгновений…» явилась, конечно же, зловеще-визионерская и демонически-элегантная эстетика фашистской униформы. Разработчик тогдашнего германского обмундирования — художник, дизайнер и офицер войск СС Карл Дибич — вряд ли предполагал, что чрезмерно эффектная, угольно-чёрнильная, залихватского приталенного кроя форма и спустя десятилетия будет приковывать к себе восхищённое внимание, несмотря на всевозможные официальные запреты ношения и почти тотальное законодательное ограничение использования мундиров его выделки…

…но главнейшая находка Лиозновой — безоговорочное впечатление от нацистской Германии не в качестве карикатурно-картонного противника из кукольной клоунады в потешном на размер больше нужного шлеме и с губной гармошкой наперевес, но врага могучего, дьявольски умного, изворотливого и внушающего неоспоримое уважение. И в подобном ракурсе демонстративная неспешность повествования лишь умело и стильно подчёркивает всю тонкость здешней игры умов, всё колоссальное напряжение в непрекращающемся ни на секунду сражении интеллектов. Победа над такими высококлассными профессионалами, каковыми изображены в ленте сотрудники Имперской службы безопасности Третьего Рейха, придаёт главному герою тот самый, особый шпионский лоск и интеллигентный смертоносный шарм, коий присущ до того был исключительно безукоризненному суперагенту с двумя нулями и одной семёркой в личном поименовании, созданному неуёмным воображением и изощрённой фантазией известнейшего английского писателя Яна Флеминга. Тем не менее, Штрилиц получился не ответом на феномен Джеймса Бонда, не манерным и аррогантным, наделённым поистине нечеловеческими физическими способностями и рукопашными кондициями сверхшпионом, но вдумчивым и сосредоточенным гроссмейстером оперативной работы, тонким игроком ума, истинным и органичным героем рассудительного и детективного жанра. Где остросюжетность не определяется плотностью поверженных тел супостатов на квадратный метр киноплёнки или числом успешно отстрелянных по врагам боеприпасов, а достигается путём исключительно психологического и содержательного нарратива. Использующую инструменты изящной логики, вариативного опыта и отточенной до бритвенной остроты дедукции, взамен топорного кулака, шаржированного плаща и водевильного кинжала…

…в заключении же, нельзя не отметить ещё и необыкновенно стильный, своеобразный и колоритный здешний юмор, на многие десятилетия ставший эталонный, фольклорным и архетипичным как в своей искусствоведческой нише, так и далеко за её пределами. Ценность в увековечивании ленты от всех этих мимолётных и немного парадоксальных, но намертво и мгновенно застревающих в массовом сознании «Вы слишком много знаете. Вас будут хоронить с почестями после автомобильной катастрофы…», «Трудно стало работать. Развелось много идиотов, говорящих правильные слова…» и классическое «Штирлиц! А вас я попрошу остаться…» теперь, по прошествии уже более четырёх десятилетии после премьерного показа, невозможно переоценить…

…картина о полковнике разведки Исаеве — целая геологическая эпоха, излитая на экран в двенадцати частях. А эффект от «Семнадцати…» настолько колоссален, что непревзойдённость этого отечественного и даже, наверное, мирового шедевра кинематографических искусств оказывается неизбывно и ангельски легко принять, но невыносимо трудно, непосильно практически осмыслить. И в результате — многие часы просмотра здесь и правда превращаются в мимолётные мгновения о которых никому больше теперь не удастся думать надменно или свысока…

…анимированный, любопытный буклет из жизни французской богемы позапрошлого столетия…

…три юные французские барышни, достаточно повзрослевшие для сплетен о мужчинах, о них же, собственно, и хихикают. Скабрезно-метафорически именуя воздыхателя одной из них «садовником с нежными руками». Каковому, гхм, «давно настала пора возделать сад» самой младшей из них. За окном — самый конец девятнадцатого века. А вот о существовании другого окна, тайно интегрированного в огромное зеркало помещённое на одной из стен в их комнатке для прихорашиваний, девушки совсем и вовсе не подозревают. Все они дочери известного весьма в те времена почтенного и именитого поэта, писателя, переводчика, библиотекаря-антиквара, действительного члена Французской академии и одного из основоположников «парнасского направления» во французской поэтике — господина Жозе Марии де Эредиа (…Скали Дельпейра…). Зеркальное «окно», что называется — с сюрпризом, потому как с обратной стороны за прелестницами подглядывает тоже поэт, но при этом литератор-модернист и фотограф-эротоман с весьма богатой фантазией по имени Пьер Луис (…Нильс Шнайдер…)…

…каким путём таковое инфернальное устройство для бесстыдного подглядывания вообще появилось в доме подобного тонкого интеллектуального уровня и столь высоких моральных и нравственных ориентиров — никак не объясняемая по ходу представляемой истории загадка. Да и не в этом здесь суть. Заглавная партитура, она — в безудержной любви одной из тех самых барышней-дочерей зовущейся Мари (…Ноэми Мерлан…) к упомянутому месье Пьеру. Художник от фотографии девушку тоже любит, но взаимность чувств омрачает третий угол выстраивающейся любовной геометрии. Это, не поверите, также автор стихов, новелл и романов Анри де Ренье (…Бенжамен Лаверн…). С фантазией, экспрессией, тактом и проявлением взаимных чувств у данного гражданина сильно похуже, чем у любвеобильного Пьера. А вот с финансами и общей забубённой серьёзностью на данном этапе — несравнимо получше. В итоге расстроенная Мари идёт под венец с женихом обладающим тугим кошельком и лицевой пластикой главного персонажа повести Амадея Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король», а ничуть не менее опрокинутый в чувствах Пьер аскетично отбывает в добровольную ссылку на Восток…

…экранизация целиком реального адюльтера, по факту ставшая возможной из-за тщательно задокументированной взаимной, впечатляюще многообъёмной и удивительно чувственно-любовной переписки означенных выше Марии в девичестве де Эредиа, а по замужеству де Ренье и Пьера Луиса. Французская режиссёрша преимущественно короткого метра Лу Жёне сняла свою дебютно-полнометражную «Куриосу» в привычном для массового впечатления о французском кино жанре плотско-романтической и фривольно-фантазийной эротической мелодрамы. Жёне, и сама этому по всей видимости чрезмерно удивляясь, обнаруживает в своём визионерсокм нарративе тончайшие особенности и мельчайшие подробности: от лакированных по последней моде девичьих ноготков до фотоальбомов и писчих аксессуаров. Позволяющих буквально окунуться с головой в атмосферу Парижа тех восхитительных времён. И, как следствие, вольно или не совсем, но всё же принять на веру и наполнить личностным эмоциональных происходящий в кадре будоражащий и чувственный любовно-сексуальный вихрь…

…по вдумчивому ознакомлению «Куриоса» получилась стройной суммой всех своих составляющих; ни более, но и никак не менее. Да, лента Жёне в самой своей сути является именно что в полной мере яркой и изящной, красивой кинематографичной эротичностью. Картина наделена необходимым, если и не чуточку предвосхищаемым обилием радующих глаз зрителей обоих полов прекрасных женских абрисов, форм, линий и изгибов в их элементальном, исконном, безо всякой пошлости вуаеристском естестве. И это настоящее, истинное и непременное достоинство «Куриосы». Тем не менее, это же — её, ленты, главный, основной и единственный недостаток. Интерпретация реальной истории любви замужней нелюбящей дамы к несколько инфантильному, но бесконечно преданному и всякий новый раз безудержно восхищающемуся ей одной любовнику вышла откровенно женской. Нет, не стоит понимать неверно, творение француженки Лу Жёне талантливо, элегантно и за малым разве только не исключительно. Но всё это несколько камерно и практически без претензий. Ждущим откровений или грандиозных разоблачений «Куриоса» может показаться пресной, бесцветной, размытой и скучноватой. И в этом, наверное, лучше всего извлекается нехитрая, но многомудрая мораль настоящей любви и истинных чувств…

…ведь искренняя взаимность, она не про громкие обеты, заверенные бумаги, штампы в паспортах или финансово-моралистские обязательства. Она всегда из одной лишь милой заботы и сумасшедшей нежности. Из регулярных согласий и временных размолвок. Из постоянных встреч и кратких расставаний. Из счастливой тоски и детской обиды. Из мгновенных истерик и долгих разговоров. Из трогательных поцелуев и смешных неловких объятий. Она из всего того, что, затмевая рутинность и повседневность бытия, приносит с собой счастье наслаждением и оставляет по себе удовольствие послевкусием. И, спросите себя — это ли не самое забавное определение того великолепного ощущения, заставляющего его хотя бы единожды испытавшего поверить в собственную ненапрасность?..