Детектив — отзывы — стр. 114

Посмотрела данный фильм. Явно рассчитано на женскую аудиторию, так как мне как девушке очень понравилась и история любви, и главные герои. Прокатчики промахнулись с датой показа, Багровый пик надо было пускать в кинотеатры либо на 14 февраля, либо на 8 марта, так как смотрится он как экранизация бульварного исторического любовного романа в мягкой обложке - красиво, интригующе и временами глуповато. Том Хиддлстон и Чарли Ханнем точно привлекли своих фанаток, тем более персонаж Хиддлстона Томас Шарп невероятно очарователен, таинственен и покоряет с первого взгляда (мне еще не хватало голоса самого Тома, надо потом посмотреть фильм в оригинале, так как озвучка убивает половину обаяния актера и персонажа). Вальс Тома и Эдит стал одной из самых любимых сцен, подвинув Золушку и Гордость и предубеждение с аналогичными сценами. Чарли Ханнем не так интересен, тем более, что его мало, но тем не менее не теряется на фоне безусловно харизматичного Хиддлстона. Актрисы не раздражали, Эдит у Васиковской получилась нежной, красивой и смелой, а Честейн показала свою Люсиль с несколько неожиданной стороны - в ней тьма и красота прекрасно сочетаются, а остроумные, двусмысленные и угрожающие реплики замечательно дополняют образ.
Простенький сюжет спасают роскошные декорации, костюмы и антураж 19 века, а также хорошая игра актеров. Эти печальные глаза Тома, когда он понимает, что наконец-то полюбил, безумие и ревность Люсиль, самоотверженность и любовь Эдит (которая несмотря на все прегрешения Шарпа все равно выбирает его), доброта и мягкая улыбка доктора МакМайкла и его милая игра в детектива...Все это в сумме дает отличную красивую историю пусть и со своими глупыми ляпами и шаблонами, но все равно завораживающую.
Подводя итог скажу, что дель Торо заигрывания с таким жанром как мелодрама совершенно не удаются, не его это жанр. Пусть и дальше клепает либо экшен со своими монстрами, либо ужасы с опять же любимыми монстрами, которые у него получаются гораздо лучше. Однако потраченного времени картина Багровый пик все равно стоит хотя бы ради красоты визуала и шикарного мистера Шарпа.

Манящий суетный большой канадский город, застрявший в сновиденческом пространстве вневременья, призвал к себе на встречу тет-а-тет странного молодого юношу в очках по имени Тим. Утробный зов, которому глупо не поддаться или продаться. Устроившись на работу в ночную смену в отдел некрологов в местное вымирающее издание, Тим оказывается невольным участником странной игры на жизнь и смерть, в которой не будет явных победителей или проигравших. Кроме самой Вечности и тех незыблемых процессов, что руководят и хороводят всем сущим и сучьим в этом мире, сотканном из паутины противоречий и причинно-следственных связей.

Свой первый и единственный полнометражный фильм «Вечное сейчас» 2004 года, находящийся на жанровом распутье между экзистенциальной драмой и сюрреалистическим фильмом ужасов(хотя в принципе ни первое, ни второе в должной мере не отражают истинную жанровую сущность фильма), молодой канадский постановщик-мультиинструменталист Отто Буй, выступивший в своем дебюте сразу в шести творческих ипостасях(как режиссер, сценарист, композитор, продюсер, оператор и монтажер), снимал, бесспорно опираясь на с легкостью им усвоенные и заученные ранее синематические традиции Дэвида Линча, Жана Кокто и Майи Дерен, а также, что кажется вполне естественным, Жан-Люка Годара и С. Элиас Мериге времен «Порожденного». Но Буй по сути снимал свой фильм не под кого-либо из вышеперечисленных постановщиков, не копировал и ксерокопировал стили и палитры, формы и содержания, но создавал нечто свое, самобытное и самоцветное(при том, что фильм с очевидным фетишизмом педалирует монохромность визуала), аутентичное его представлениям о «чистом кино» и «чистом авангарде», конечно, не изобретая кинематограф заново, с чистого листа, но на этом листе рисуя свое художественное полотно, тесно связанное своей окровавленной пуповиной с прошлым, но обращенное при этом в настоящее и будущее, говоря в сущности через призму образа Тима и о самом себе, пытающемся постичь смысл своего существования и приходя в итоге к единой мысли о том, что все в этом мире связано между собой, человек не властен над своим телом и духом, а есть лишь маленькой, незначительной, ничтожной частью Судьбы или некоего Безликого Механизма, противостоять которому бессмысленно, а потому лишь пора смириться с таким безрадостным положением дел, ожидая с неизбежностью Ту, что решит все — Смерть.

Смертью в сущности авангардизм был болен всегда, с самих его истоков 20-х годов ХХ века, когда мировое сообщество пережило немало потрясений и сотрясений, обернувшихся в финале тотальным времятрясением, хаосом, ставшим править всем — задолго до того, как Ларс Фон Триер заявил это, оправдав торжество зла и отрицание добра. Смерть не только тяготела дамокловым мечом над всеми героями экспериментов экстремистов, импрессионистов, сюрреалистов и дадаистов от мира кино, отвергавших первородные традиции обычного кинематографа, построенного на фундаменте жанровости сюжетными кирпичиками. Смерть была тем, что определяло их творческое бытие/небытие, их идеи революционной развоплощенности, ибо утверждалось, что и кинематограф мертв, и для него нужен новый язык, новый поиск — все новое на смену закосневшему старому, дряхлому и ничтожному. Авангард не просто любил Смерть, но обожал ее, делая ее той главной и единственной, без присутствия которой и нет никакого авангарда — искусственного анархистского искусства, ломающего рамки, устои и формы. Искусства смерти всего привычного и обычного, искусства новых Богов.

В «Вечном сейчас» Отто Буя Смерть как один из главных персонажей, перманентно стоящий за спиной что Тима, что Нады, что Майи, и лишь изредка вторгающаяся напрямую, даже как-то слишком навязчива, но и как иначе, если в фильме на периферии художественного пространства пишется книга человеческих судеб, панорамный некролог человечества, которое уже обречено на Апокалипсис, нисхождение без снисхождения в бессмертную вечность, в бездну времен и эпох, где уже не будет никого и ничего, кроме мук или экзистенциальной рефлексии или трансгрессии. В картине нет по-настоящему живых героев; они давно мертвы, хотя и не всегда это понимают. Перед сугубо метафорическим и метафизическим Тимом — персонажем из «нашей» реальности, вторгнувшимся в иноприродное потусторонье и потугробье — встают вопросы собственного духовного и физического самоопределения, понимания кто есть он сам и кто все остальные, множественного выбора между тем, что суждено и тем, чего не избежать, между Жизнью и Смертью, просто Судьбой и роковым Роком, но, увы, явных ответов Отто Буй не дает, оставляя для зрителей немало неразгаданных ребусов. Впрочем, фильм Отто Буя лишь предрекает грядущее Ничто, ибо пока что есть Сейчас — Вечное и Скоротечное, как те сценарии чужой погибели, написанные Тимом и для Тима. Да и во многом «Вечное сейчас» так или иначе подразумевает под собой «вечное возвращение» Гегеля. Фильм в буквальном смысле реализует идеи философа, перенося их на экран с помощью объективно сюжетного повествования, которое в свою очередь опирается на «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого. Но кто в таком случае есть этим Иваном в фильме Отто Буя? Тим или может та старушка, со смертью которой в жизни героя начались катастрофические перемены? Ответ предполагается лишь дать зрителю.

«Вечное сейчас» транслирует также через лишенный любой прозрачности авангардный киноязык фильма некоторые идеи философии детерминизма, не отрицая в финале «Вечного сейчас» и идеи фатализма, Рока, Судьбы, впрочем, продемонстрированные Отто Буем вскользь, без полновесного содержательного раскрытия, ведь помимо следующей за всеми немногочисленными персонажами фильма Смерти в фильме ощутимо плодится и размножается небезызвестный Демон Лапласа, в конце концов прямо вселяющийся то в самого Тима, то в тех случайных его путников по бытию, встреча с которыми не сулит ему ничего хорошего. И даже загадочный безыменный и безумный Режиссер не есть Богом, а лишь одним из его многочисленных воплощений, которыми можно пожертвовать, как и Тимом. И начать все заново, но уже в иной Вселенной, с иными координатами морали. Той Вселенной, где умирают Боги Лавкрафта и не рождаются ни звери, ни люди. Вселенной Вечного Потом, рожденной в невыносимых муках невоплощенности Вечного Сейчас, где существуем Мы, жизнь которых по меркам Смерти так коротка и бессмысленна.

Гринпису на заметку
Ужастики со смыслом редкое явление в этом жанре, а ужастики со смыслом и заставляющие задуматься и вовсе кажутся чем-то невероятным. Тем не менее данное кино является именно таковым — под внешней оболочкой обычного ужастика с обязательными смертями и бу-эффектами скрывается глубокая социальная драма, раскрывающая простую истину — страшны не мертвые, куда страшнее именно живые с их равнодушием, цинизмом, злобой. Одинокий призрак, стоящий на страже беззащитных животных, не так уж и страшен на фоне той грязи, что творится в мире живых, он даже в некотором роде вызывает симпатию, а под конец и слезы от жалости как главной героини, так и зрителя. Главная героиня по имени Сон Ен — нежная и сердобольная девушка с большими печальными глазами, страдающая клаустрафобией вследствие детской травмы и обожающая кошек. Взяв на временное попечение чужого кота девушка оказывается втянутой в круговорот мистических событий, в котором разобраться может только она. В этом нелегком деле ей помогает давний знакомый Сон Ен, молодой полицейский, расследующий дело о странных смертях.

Необычный сюжет, подача и замечательная актерская игра держат в напряжении на протяжении всего фильма, пугая в нужные моменты и заставляя сопереживать Сон Ен, при этом сохраняя интригу почти до самого конца. Не скажу, что кино понравится ценителям жанра — для этого оно недостаточно страшное и слишком тяжеловесное в плане морализаторства, но лично мне понравилось и потраченного времени фильм определенно стоит. Кстати, это произведение надо взять на заметку всем борцам за свободу и защиту животных — после его просмотра вряд ли кому захочется причинить вред братьям нашим меньшим — не дай боги потом последует заслуженная кара.

Современный homo sapiens все больше превращается в homo erectus, homo virtualis и homo technologis. Рабы компьютерных мощностей и социальных сетей, сменившие преимущественно увлекательную жизнь в реале на искусное мифотворчество и воссоздание самих себя в виртуале как симулякров. В сети легко надеть маску, прикинуться кем-то большим, чем есть на самом деле, предстать в гораздо более привлекательном и харизматичном виде. Однако бездонные глубины мировой паутины притягивают к себе и смерть; здесь ее можно купить или продать по сходной цене, лишь посмотрев пару шокирующих роликов с издевательствами и снаффом, причем едва ли это будет кино постановочное. Это будет жестокое действие онлайн, в прямом эфире, и Вы проглотите эти геростратовы пилюли и даже не подавитесь. Попросите даже добавки и подсядете как кокаинист на чужую боль, бесстыдно транслируемую на Youtube и прочих хостингах. И сочувствия к реальным, а не виртуальным жертвам едва ли будет Вами владеть.

Перспективный дебютант в мире ужасов, американский режиссер и сценарист Захари Донохью в своей первой полнометражной работе, фильме «Смерть в сети» или же просто «TheDen»(по названию сервиса онлайн-чатов) 2013 года, затронул тему человеческой зависимости от социальных сетей и не только. Главная героиня фильма, амбициозная студентка Элизабет, не представляющая свою жизнь без виртуального общения в соцсетях, решается на глубокомысленное и глубоководное исследование повадок людей в виртуальной реальности, взяв за основу новосозданную сеть TheDen, однако научное изыскание приобретает мрачный оборот прямой снафф-трансляции.

Вящая малобюджетность картины и несколько тривиальная режиссура без особых новаторских находок и визуальных экспериментов тем не менее успешно компенсированы для зрителей ненавязчивым мультиэкранным повествованием, приближающим фильм Захари Донохью к самому что ни на есть своеобычному онлайн-чату, и актуальностью описываемых в картине сугубо вымышленных, но при этом и искусно ложащихся на современную реальность непридуманных шок-видео. Режиссер, рассказывая историю о смерти в сети, не столько бросает осуждающие взгляды в сторону современного общества, издавна подсевшего на героин адреналина и острых ощущений, общества, жаждущего хлеба и зрелищ, крови и плоти, сколь просто показывает концентрированный субстрат гораздо более ужасающей реальности. Это уже типично и из века в век ничто не меняется под кровавой луной; трансформируется лишь бэкграунд, а человек по-прежнему движим неистовой жаждой и инстинктами, раздирающими его изнутри аки ксеноморф. В «Смерти в сети» есть лишь грустная констатация неизбежного факта, что насилие в виртуале уже давно вышло за все рамки разумного, доброго и вечного, превратившись в бесконечный сюрреалистический дивертиссмент, этакий воплощенный кроненбергский «Видеодром», в котором каждый из нас обитает по собственной воле. И покидать уютные пределы его никто не желает: здесь слишком хорошо, чтобы очнуться на миг, здесь слишком тепло. Лакуна собственного эгоцентризма, микровселенная, построенная по принципам желаемого действительного, макромир мимишности и жести.

И главная протагонистка ленты Донохью, Элизабет, сродни другой студентке, ученице киношколы Анхелы из «Дипломной работы» Алехандро Аменабара, ведь обе любопытные девицы в итоге своего пытливого ума постигли, что насилие в любой его форме, извращенной или откровенно упрощенной, чересчур притягательно для человека. Однако, если Анхела нашла таки искомого монстра, разоблачила зло и его истинную сущность девиантного синефила, то Элизабет, к сожалению, пала жертвой множественности обличий зла в зыбкой и вязкой паутине социальных сетей. В 90-х годах зло еще можно было идентифицировать и аннигилировать, а уже в нулевых сие оказалось не так-то уж и просто.

Конечно, фильму определенно не хватает динамизма, некой выдержанной стилистики и вообще стилистики как таковой, а саспенс как доминирующий элемент фильма моментами впадает в примитивизм и тривиальность. Однако ждать от фильма «Смерть в сети» гиперреалистичных ужасов не стоит, ибо Захари Донохью предпочел препарировать жестокую реальность в мрачную инвективу и вызов современному социуму, существующему в симуляционных параллельных мирах. Интрига оказывается менее изощренной, чем сладкая в своей привлекательности и неизбежности смерть в сети, смерть онлайн, смерть под всевидящим оком Большого Брата.

Бесплотный город, существующий на стыке реальностей. Город с множеством имен и не имеющий имени вовсе — такой похожий на среднестатистические задворки всех существующих Штатов, и при этом не похожий ни на что. Этот город погружен в безмятежность собственной грядущей смерти, которая столь же неизбежна, сколь и неизбывна. Город вне реальности, живой организм, трепещущий склизкими щупальцами и дышащий гнилым беззубым ртом, который открывается и заглатывает буквально всех. Пасть монстра, который затаился и выжидает подходящего момента, чтобы напасть и сожрать. Вход в пустоту, вход в Ад из Чистилища. Из болота безумия в плен страхов. Терзаемая сомнениями мать-одиночка Билли попала и пропала во тьме ночей, в паутине туманов, в дыму кошмаров, исчезла среди теней, став вмиг сама тенью, блуждающей и заблуждающейся во всем. Но лишь там лежит ее спасение в то время, как ее младший отпрыск Бонс отправился вглубь Потерянной Реки, открыв для себя еще более ужасный и диковинный мир, чем тот, в котором он дотоле жил и который знавал.

От полнометражного режиссерского дебюта известного американского актера Райана Гослинга, фильма «Потерянная река» 2014 года, удостоенного быть представленным в рамках программы «Особый взгляд» прошлогоднего Каннского кинофестиваля, веет эскапизмом, формализмом и сюрреализмом, причем что из них первичнее — большой вопрос, и в чем-то даже намеренно риторический. Однако в данном конкретном случае эскапизм как художественный метод совершенно не подразумевает, к счастью, уход в исключительно беззаботную развлекательность и нарочитую прямолинейную жанровость, приносящих с собой в итоге плоды не разврата, но разочарования, и даже совсем не означает поспешный выход за пределы обыденной реальности, тотальное бегство от нее в миры чарующие и опасные хотя бы потому, что самой обыденной реальности в «Потерянной реке» нет совсем, или есть, но так мало, что это едва ли можно счесть оправданием. Есть лишь отблески в кромешной темноте, блики на воде, ибо в картине Гослинга первична не явь, а сон — поначалу умиротворенный, спокойный, даже коматозный, но вскорости становящийся все более кошмарным, диким, странным, сном о неовеществленной жизни, сном о любви и поиске себя там, где лишь демоны и монстры обитают, царствуют, там, где для человека нет места среди равных. Вместо нее, скукоженной до простонаружного бытописательства, правды жизни с чернушными тонами пластичная иноприродная форма, полутона иных вселенных, существующих подле нас и почти не маскирующихся, концентрированный в своей жуткой неопределенности и невоплощенности антимир, в котором существуют не люди даже, а ходячие авторские метафоры, лишенные любых явных черт собственной витальности. Во всяком случае, так происходит ближе к финалу, когда зримый на поверхности нарратив с конкретной линией сюжета сломается, исказится и перестанет вовсе быть значащим, а на его место придет кричащий в своей многофактурности макабр, который уже вовек не отпустит. Живым и здоровым, уж точно.

Впрочем, тут кажется, что Гослинг излишне усердно заучил все те многочисленные законы сотворения собственнных киновселенных, что в итоге «Потерянная река», при всей своей очевидной самодостаточности, является не меньшей, а, может быть, даже большей мистификацией несуществующих миров, чем эти сами миры, воссозданные Гослингом точно и сочно, но и не без экивоков в стороны. Отчасти все происходящее в этой картине это просто обман, самообман, обман зрения или ложь во благо — самый сложный вид обмана? Или может все это сон, от которого невозможно проснуться? А может, а может… Куда не заверни, однозначного ответа не будет. Истинный Лабиринт Фавна, селефаис и гипнос, которым грех не поддаться. Однако это лишь восприятие картины на внешнем уровне, изложенном на киноязыке дурманящих и манящих образов, за которыми прячется нечто иное и, пожалуй, в чем-то примитивное.

На самом деле в «Потерянной реке», перманентно выписывающей постмодернистские визуальные па то под Линча, то под Рефна, то под Ходоровского, то рифмуя кислотное пестроцветье Ноэ и Рефна с китчевой цветастостью всего итальянского джиалло(отсылки к «Суспирии», «Инферно» и «Синдрому Стендаля» и «Дрожи» самоочевидны, не говоря уже о парочке перепевов мотивов Бавы-отца), то давя гнетом гиперреализма и цитируя мифологию Лавкрафта с его Древними, Ктхулху и Ньярлахотепом, Богами тысячелетий, чье пробуждение лишь приведет к Апокалипсису, то в открытую заигрывая с мотивами Клайва Баркера и его диалектикой многоступенчатых бездн Ада, Гослинг говорит о вещах, которые не требуют столь сложной шифровки. Все это лишь наносная форма, излишне усложненный авторский метод, истерическая рефлексия с мясом и костями, переосмысленный и извращенный «дух» «новой французской волны», ставший уже не новой, хотя и не слишком старой еще плотью, луковичная шелуха постмодернизма, очистив которую зритель придет к истории, в которой не все предельно, но почти все предельно ясно, стоит лишь покопаться и в самом себе.

Мать, утратившая связь с реальностью, не любящая в должной мере своих двух детей, предпочитающая все что угодно, но лишь бы избегать их общества. И сами дети, для которых Мать практически чужая, иная, не своя, которую они при этом обязаны любить во что бы ни стало на фоне медленно и неумолимо погружающегося в хаос бытия. Конфликт поколений, выражающийся не в обвинениях в предательстве и неблагодарности друг друга, а в том, что каждый сам по себе, представлен лишь черно-багряному небу и тем Богам, что судят мир на краю пропасти, в котором живут Бонс, Балли и Билли, а также Рэт — загадочная и странная, как потусторонняя Белладонна, царица Смерти, проводящая Бонса по Реке Утраты, Реке Забвения. Вместо того, чтобы начать разговор, исповедаться в ошибках и грехах, вымолить прощение у непрощенной, Билли и Бонс уходят в самих себя по сути, поддаются собственной сновиденческой надреальности, предаются побегу в никуда из ниоткуда, ибо вместо простых решений в «Потерянной реке» решения трудновыполнимые. Встреча с недремающими страхами оборачивается против самих же героев, которые решили в одночасье поймать монстров, даже не догадываясь, что таковыми являются они сами.

Как вам идея детектива, в которой убийца — представьте себе! — известен заранее!? Казалось бы, ну где тут интрига, если заранее известно, кто есть кто? Да как вообще можно было додуматься снять такое? И не одну серию, а целых 69, и не скопом, а с 1968 по 2003 гг. В чём загвоздка?
Начнём с сюжета. Традиционно (не без исключений) показывают преступника, как он совершает убийство и заметает следы. За это время (довольно малое) можно получить хорошее представление об убийце и его жертве, о мотиве убийства, о том, почему именно так, а не иначе и т. п.. Легко, в сжатые сроки, обрисовать ситуацию так, чтобы было всё понятно, чтобы казалось, что ты хорошо знаешь показанных людей — это уже результат продуманной работы.
А сами убийства и заметания следов… Нет, сценаристы не делали поблажек: каждое убийство составлено и сокрыто так, что любо-дорого смотреть. Нет, преступники обстряпывают свои дела практически идеально, даже не знаешь, как к ним подкопаться.
Но лейтенант Фрэнк Коломбо — знает! Ибо не бывает идеальных преступлений. Ибо преступники, считая, что обеспечили себе безопасность, теряют бдительность. Да и сам лейтенант производит впечатление эдакого недотёпы: вечно мятый один и тот же плащ; взъерошенные волосы; дешёвые сигары; искусственный глаз; низкий рост; раздолбанная раритетная машина; старый пёс; любит поговорить на отвлечённые темы…
Но именно Коломбо — самая главная изюминка сериала, любовно прорисованный персонаж со своими слабостями и сильными сторонами. Он весьма умён и сообразителен, он верен своему долгу и не лишён понимания. Он может посочувствовать преступнику — но он не отпустит его. Хотя тот и не просит…
И вот она — интрига! Игра между преступником и следователем. Первый должен избежать правосудия. Второй — поймать первого, подловить его. За этой игрой наблюдать, оказывается, весьма интересно: как поймает? Что сделает он? Есть ли выход?
Конечно же, неплохую порцию юмора добавляют беседы Коломбо с преступником. Как он над ним издевается! Как играет с ним, ехидно прищурив настоящий глаз! Как преступник начинает паниковать, пытаясь отцепить от себя лейтенанта!
Да, Питер Фальк на славу потрудился над образом Коломбо. Я даже считал, что Фальк — итальянец. Надо же так в роль вжиться… Пожалуй, для Фалька это была самая знаковая роль, его визитная карточка. Но непохоже, чтобы Фальк тяготился этой ролью — ведь Коломбо получился очень жизненным, стал своим…
Есть и другие особенности сериала. Нам никогда не покажут жену Коломбо, хоть он и будет о ней всё время говорить (пожалуй, кроме одной серии, и то…). Преступники — если не знаменитости, то просто уважаемые люди. И может оказаться, что в поединке следователя с преступником симпатии будут на стороне последнего. Но чаще — на стороне первого.
Есть знаменитые детективы типа Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро, комиссара Мегрэ, Глеба Жеглова, Анискина. Коломбо вполне уверенно чувствует себя среди них. Ибо он как-то ближе всех к нам, простым обывателям (или не простым и не обывателям).
Чудесный, право слово, сериал.

Окрашенный кровью закат ложился тенистыми мазками на зеркальное пространство комнаты, в которой в страстном акте похоти переплетались тела мужчины и женщины. Воздух вокруг, пропитанный коксом и виски, был накален от секса, неумолимо приближался финал, апогей этого любовного танца, готовящегося обернуться танцем смерти, dance macabre. Оргазм охватил взмокшие тела, плоть готовилась к капитуляции, и сверкнул в золоченной полутьме нож, и кровь хлынула на белые простыни, и инстинкт убийства возобладал над инстинктом выживания и инстинктом самосохранения. Над всеми иными инстинктами, кроме жажды владеть её телом с тем, чтобы потом быть проглоченным этой дерзкой паучихой.

Совершенно не нуждающийся в излишних представлениях, эталонный в своём жанре эротического триллера «Основной инстинкт» Пола Верховена на первый взгляд с лёгкостью прочитывается как картина о безмерной, практически садистской власти женщин над мужчинами, о тотальной власти тела над разумом, о силе секса и слабости сильного пола. В сущности это так и есть, однако фильм намного более замысловат, чем может сперва показаться. Кэтрин Трэммел одинаково хорошо примеряет на себя роль палача и жертвы, объекта страсти и субъекта лжи в то время как сама она тот ещё мистификатор. Как и любой писатель, она рассматривает всех как своих прототипов, перенося в мир реальный собственные выдумки, и воплощая их подчас чужими руками. А что если все показанное в фильме всего лишь ещё один роман зловещей беллетристки, подчиняющей людей исключительно во имя своих целей? Полностью пустой от лирических отступлений и инфернальных сновидений, «Основной инстинкт» к финалу сам начинает напоминать не то алогичный сон недремлющего демона, не то отрывок из криминального чтива, поскольку загадка о жестоком секс-убийце оказывается неразгаданной, ибо сама Кэтрин, как основной демиург своей и чужой жизней, ещё не решила толком нужен ли ей больше Стрелок или нет. С самого первого, высказанного авторами вслух момента своей основной биографии (а про жизнь Кэтрин зритель знает не так-то уж и много) загадочная femme fatale была окружена пороком и смертью, и рано или поздно, но тьма должна была её поглотить. И обман стал её новым ликом, а литература — главным алиби. Но при этом в картине не только находит своё отражение тема разрушения стены между вымыслом и реальностью, но также раскрывается и идея женской самоидентификации, ведь Верховена гораздо больше интересует не Ник, с которым, впрочем, ассоциируют себя большинство мужчин (отдельно хочется упомянуть, что такая идентификация происходит почти со всеми классическими героями Майкла Дугласа), а Кэтрин, женский вариант Герарда из «Четвёртого мужчины», но лишь отчасти ввиду нарочитой синефильской наполненности ленты.

Так толком и не распрямив пружину детективной интриги в финале, Верховен в «Основном инстинкте» не только стремится создать эдакий откровенный вариант «Головокружения» Альфреда Хичкока, по сравнению с которым фильм Пола Верховена всего лишь пастиш, или перефразировать собственного же «Четвёртого мужчину». «Основной инстинкт» является тесно взаимосвязанным с «Бритвой» Брайана де Пальмы, и даже главное орудие убийства не кажется таким уж случайным. В далёком 1972 году итальянский мэтр хоррора Умберто Ленци выдал на гора джалло «Нож для колки льда», сюжет которого начинается с гибели родителей 13-летней Марты Колдуэлл. То же самое, гибель родителей, как известно, произошло в жизни и Кэтрин Трэммел, но если Марта психически сломалась, став немой, то Кэтрин стала лишь сильнее и опаснее. И чем не её отражение в кривых зеркалах Элизабет Гарднер? Её доппельгангер, боящийся своего Я и предпочитающий маски, новые имена, тающие личности. Верховен, взяв из довольно таки паршивого фильма Ленци часть сюжетного скелета, нарастил на него свою плоть, но сохранив в качестве эдакой синефильской подсказки нож для колки льда, который что в джалло Умберто Ленци, что в воплощенном мире сексуальных фантазий и фетишей Пола Верховена играет роль в сущности сугубо второстепенную, фрейдистскую. И густо смешав воедино Фрейда и Гегеля, Хичкока и Ленци, секс и насилие(а говоря словами Андрея Плахова об Эмире Кустурице, центральными темами творчества и Пола Верховена в том числе являются мачизм, брутализм и витализм), реальность литературной выдумки, влажные сны и тьму людских пороков, дешёвый пальп и высокий стиль, Верховен провокационно ответил на извечный вопрос: «Что хочет женщина?». Быть сверху, играть со своим любовником в игры страсти и не отпускать его ни на миг, держа не столько его сердце в своих окровавленных руках, трепещущее от предвкушения, сколь за член, покорный в этих же самых руках невинной дьяволицы. Любые инстинкты, кроме сексуальных, полностью атрофируются, и снова будет кровавый закат, и новый роман той, для которой все её книги это и есть жизнь, ибо в самой её жизни слишком много смертей. Ей придуманных, ей реализованных, ей написанных.

Мистический роуд-муви с тревожной музыкой и пылью.

Красивый и стилистически выдержанный рэтро-сериал. Начиная с изумительных и полностью подходящих по настрою титров. Впрочем, чего еще можно было ожидать от продукции HBO? Это ж они 'Клан Сопрано' в мир выпустили.

Сюжет: американская глушь, начало 30-х годов ХХ-го века. Мучимый страшными кошмарами парень живет со своей матерью на богом забытой ферме в ужасной глуши и нищете. Мать умирает, и парень волей судьбы – или, скорее, рока – пристает к бродячему карнавалу, некому шоу уродов, колесившему по просторам штатов. Тут-то нам становится ясно, что и уроды эти не так просты, как кажутся, и парень то ли проклят, то ли благословлен неким даром. И тут начинаются всякие мистические вещи, загадки, поиски себя и своего прошлого.

Главный герой – деревенский парень, которому снятся те же сны, что и полубезумному провинциальному священнику, который думает, что Господь с ним общается. Истории обоих происходят параллельно. Понятно, что рано или поздно их пути обязательно пересекутся. И тогда явно произойдет нечто значительное и зловещее…

Сюжет развивается неторопливо, почти медитативно. Персонажи, как и положено в хорошем мистическом сериале, прописаны хорошо, у всех есть некие тайны, открытие которые витает в воздухе в виде тревожного предчувствия.

К примеру, помните карлика из «Твин Пикса»? Тут он тоже играет, но одну из более главных ролей. Персонаж его очарователен, неоднозначен, как большинство героев, и добр – ну, или, по крайней мере, относится к положительным персонажам. Хотя тут сложно сказать, ибо герои, казавшиеся положительными, вдруг становятся зловещим и, реже, наоборот.

Главный герой – Бен, тот самый парень, о котором я писала выше, естественен в своем образе деревенщины с потенциалом. Он в поиске себя и сведений о своих родителей. Уж с этой ролью Ник Сталь справился на порядок лучше, чем с образом Джона Коннера в 'Терминаторе 3'.

Священник – его играет актер, запомнившийся мне по «Кладбищу домашних животных» – меня откровенно пугает. Тут вообще достаточно пугающих моментов. По атмосфере своей сериал чем-то напоминает «Потерянную комнату», наверное, это меня и подкупило с самого начала. Только больше секса и религии… Хм, какая смесь любопытная, прям ранний Мэрилин Мэнсон.
Развязка более чем неожиданная. Напряжение нагнеталось всё больше и больше, а потом... Не, не буду рассказывать. Лучше сами посмотрите. Не пожалеете, эстетическое удовольствие однозначно получите.

Хотя, конечно, одно замечание по поводу концовки у меня всё-таки есть. Красиво и всё такое, логично и всё в порядке, но скомкано. Изначально планировалось снять шесть сезонов, а в конечном итоге “Карнавал ' сняли с эфира после второго, вот и пришлось комкать финал. Эх, жаль... Но в целом мне отличный, необычный и качественный сериал.

Говоря о творчестве Романа Полански..сразу в мысли приходить его так званая “квартирная трилогия”. в «Отвращение» главную опасность для героини представляет она сама, то в «Ребёнке Розмари» — соседи и муж. В «Жильце» же обе угрозы объединены.

Главная идея как произведения Топора, так и картины Полански, заключается в том, как изменяется обычный человек под влиянием общества, как теряет свою индивидуальность и в итоге превращается в того, кого угодно видеть окружающим.
Особенно мрачными были моменты..когда главный герой находит зуб в стене..когда он первый раз решил попробовать удобно ли было Норману Бейтсу в мамином платье=)..ну и конечно крик в конце фильма..

Главным достоинством этой картины..я считаю.. мрачную атмосферу, хороший сценарий.. актерский состав. Конечно же в первую очередь это сам Полански, сыгравший главного героя. Он блестяще показал его натуру, все его страхи и сомнения. Честно говоря, Изабель Аджани удивила не особо(уж больно она запомнилась в фильме “Одержимая”), чего не могу сказать об актерах, сыгравших соседей. Каждому из них при своей небольшой роли удалось запомниться и в то же время внушить какой-то страх и омерзение.

Я считаю, что фильм заслуживает внимания. Трудно передать словами весь его смысл, детали, преимущества и недостатки. Думаю, каждый зритель найдет что то интересное для себя..и в какой-то мере..может и увидит в нем свою жизнь.
Для себя я нашел все то, что мне так всегда нравилось — мрачность, атмосфера, динамика и пища для ума.

Идеальный… бред

Оговорюсь, дабы вы не причисляли меня к ненавистникам кого бы то ни было из действующих лиц данного фильма, что «Пятый элемент» мой любимый фильм, «Чёрная дыра» — классный фантастический триллер, а против Олифанта и Зана ничего не имею против — в «Четвёртом орехе» и «Бандитках» соответственно они мне очень даже понравились. Но вот данное кинцо буду громить нещадно.

И начну с кошмарных, тупых, ниочёмных разговоров и диалогов наших персонажей.

Пытаясь сказать что-то заумное, они несут явный бред (причём в оригинале хоть можно уловить направление мысли — дубляж же вообще превращает всё это в поток сознания). Многие реплики и сцены ничего, кроме смеха вызвать в принципе и не могут.

Разговор с полицейскими, арестовывающими потенциальных убийц:

Что здесь происходит?

Полицейский:

Не знаю.

Я полминуты лежал от смеха. Полиция арестовывает чуваков, не осознавая, что делает — это сильно!

А диалоги про сценарий — это полный атас — разговор двух пациентов дурки, не иначе.

Разговор о бедной собачке с колготками на шейке — ну о чём ещё могут поговорить две девушки, не правда ли? А как вам то, что двое убийц сидят и строят предположения, что убийцы на самом деле не они, а их попутчики?

Сценка с убийцей: она стоит на краю обрыва, а убийца болтается, вися на краю. Ну пни ты его, чтобы улетел он. Ан нет — чувиха втыкает ему в руку нож и он… залезает по этому ножу и, сказав ей спасибо, гонится за ней (кстати, для человека, получившего ножевое ранение в бедро, тётка бегает просто здорово).

Мужик с титановой башкой — жаль в конце не выяснилось, что он киборг из будущего — классная бы была развязка!

Этот же мужик с красной кружкой кофе на брёвнышке — я просто ждал, что вот-вот мелькнёт надпись Nescafe — но не сложилось — хотя момент просто идеальный для рекламного ролика.

Единственный, к кому нет претензий — оператор. Красивые пейзажи, крупные планы и сочная картинка.

Вообщем, подводя итог. Это — редкостный образчик БРЕДА.

И объясните мне — при чём всё таки тут «Побег», да ещё и идеальный? Я не понял.

Ставлю этой чуши

4 из 10, только за то, что есть над чем посмеяться…

В чем прелесть ночных кошмаров? В их тотальной власти над разумом спящего, который порой не понимает, что видит всего лишь сон. Настолько все ярко, подлинно и животрепещуще в своей неизбывной кошмарности, которую человек не в силах контролировать. Сон — это и маленькая жизнь, и маленькая смерть в одночасье, вселенский лабиринт парадоксов, лавкрафтианское мучительное и мятущееся сосуществование необьяснимых деструктивных сил, и поглощение света тьмой, столь густой, что не остаётся воздуха вообще, тьмой постоянных ночей, которая прячет то, что невозможно выразить простыми словами.

Для небезызвестного Дэвида Линча как таковой реальности вообще нет, все покрыто инфернальным мороком, все внутренние пространства полны неправильной геометрией и любое докапывание до сути геометрически хаотично разбросанных вещей, что окружают нас, рождает полное и всеобъемлющее разрушение изначальной жизни, по Линчу, притворно-приторной в своей выхолощенной идеальности. Такова вселенная «Синего бархата», где среднестатистический американский Эдем оказывается наводненным демонами в человеческом обличье; Рая нет, есть лишь первый круг Ада. Но есть и Чистилище Твин Пикс и «Диких сердцем», где все ещё существует возможность к спасению или же просто к временному бегству, но куда? Беглецы все равно обречены на маяту в этом бесконечном сне разума, порождающего с завидной фертильностью чудовищ, у которых могут быть какие угодно лица, твои ли или же твоей любимой жены Элис.

Сызнова заигрывая с нуаром в «Шоссе в никуда», Линч как всегда берет лишь некоторые формальные мифологемы и архетипы жанра, но насыщая их сугубо своим, крайне аутентичным содержанием. Экспозиция фильма, где лейтмотивом будет звучать фраза» Дик Лоран мёртв», решена как история Фреда и Рене — им в сущности есть что друг от друга прятать. Вообще скрытое в сугубо хайдеггеровском понимании этого в «Шоссе в никуда» обретает зримую интонацию, ибо это скрытое демонстрируется с неким непритаенным вуайеризмом на видеозаписях, на первый взгляд запечатлевающих саму кристальную обыденность. Но она по определению своему лжива, искусственна, будто специально разыграна, чтоб показать наносную сущность брака Рене и Фреда, где царствует не страсть, уж явно давно угасшая, но тотальная анемия, некоммуникабельность, которая рано или поздно взорвётся вспышками насилия. Разрушив этот псевдоидеальный миф, Линч заворачивает свою историю в ещё более зловещее пространство, лишив обеих своих центральных героев всяческой первоначальной идентификации. В сущности Фред и Рене становятся теми, кем они и являются на самом деле — Питом и Элис. Режиссёр делает скрытую двойственность человеческой природы явной, но вот только света в мире тотальной тьмы Дэвида Линча не предвидится. Ад в картине кривозеркалит цикличностью, ад — это вечное возвращение на круги своя, к началу, и снова, и снова, и как и Фред был обречён на бегство в никуда, по апокалиптическому шоссе, дорога в фильме кажется буквально бесконечной, ведущей к самому входу в Ад, чтоб опять все началось, так и Питу суждено то же самое, так как он вкусил запретный плод, поддался искушению.

Но чем является это самое Никуда? Возможно, это и есть Nichtsein, ничто противопоставляемое Sein. Линч — художник небытия, veritas de raison в его фильмах, но в особенности в «Шоссе в никуда» не существовало даже на периферии. Его философия это всегда по природе своей потустороннее, кошмарное, просто сновиденческое, отторгающее или отменяющее обыденность, в которую не верит и сам режиссёр. Здешние никуда плоть от плоти, кость от кости всего невыразимого, и Линч вслед за Хайдеггером устраняет в «Шоссе в никуда», в «Малхолланд драйв» и «Внутренней империи», а также Твин Пиксе и «Синем бархате» сознание вообще, логику как таковую, парадоксально вроде бы делая иррациональное рациональным, а небытие новым бытием, в котором уже отменяются все игры в реальность. Запутывая до предела сюжет, подключая реальность кино(порновидео как портал в ещё одну преисподнюю), Линч очевидно наследует даже Алену Рене и его ouvre «В прошлом году в Мариенбаде», где на поверхности лежала мысль о человеческой памяти, застрявшей в полусне, коме.

И чем Фред/Пит и Элис/Рене не воплощенные сущности Загадочного Человека, но Бога ли?! Линч отчётливо показывает, что Архитектором в мире его фильмов является не Бог, но Дьявол, или кто-то мимикрирующийся под него, в свою очередь надевающий маски Головаластика (хотя он скорее дитя Сатаны в сугубо искусственном мире технократии), Фрэнка Бута, Мариэтты, безымянной Старухи. Вся киновселенная Линча корчится в судорогах собственной невозможности, в ней царствует кишащая монстрами невоплощенность, населенная развоплощенными архетипами. Приметен символ дороги в «Диких сердцем» и «Шоссе в никуда» — на простейшем уровне это путь в иной мир, мир мёртвых. Но если герои «Диких сердцем» бежали из этого мира кадавров, то зеркалящие своей дуалистичностью герои «Шоссе в никуда», объединённые и общим дуэтом Линч-Гиффорд, наоборот туда направляются из мира живых. Но шоссе в той же степени есть символом бегства, причем поспешного, в прошлое, к собственной прошлой жизни, забытой и стертой матрицей времени. Но она полна unding, Фред не может вымыслить то, что ему недоступно, а потому он обречен блуждать по своим кошмарам, петлять по уходящему в никуда шоссе. Его сознание разбито надвое, и остаются лишь unwesen, а не eigentliche. Дик Лоран мёртв, как уже и все вокруг, и круг замкнулся в триолизме Dasein — Existenz — Nichtsein.

Сначала я посмотрел фильм — уж очень его хвалили, да и Нолан, после шикарных Бэтменов и «Зарождения» (ну хоть убей меня — почему прокатчики наши назвали его «Началом» я так и не смог понять), как режиссёр вызывал любопытство.

Если в историях с Тёмным Рыцарем Готэма он раскрылся, как режиссёр на все 100%, то интересную идею «Зарождения», он так и не превратил в нечто, потрясающее разум.

Итак, «Престиж».

Фильм отсмотрен, вызвав недоумение и лёгкое разочарование концовкой. Решил почитать первоисточник — и не пожалел. Правда, недоумение стало ещё больше по отношению к экранизации. Вот на контрасте от книги, и распишу я, пожалуй, главные минусы фильма.

Герои

Книжные персонажи были людьми чести, и даже совершаемые ими неблаговидные поступки (разумеется, кроме порчи номеров друг другу) по большей части вызваны, в общем-то благими намерениями. Впрочем, куда выстлана ими дорога, вы догадывайтесь сами.

Фильм преподносит нам двух моральных уродов, идущих на всё, ради Престижа. Жертвующих даже своими близкими в угоду профессии. Книжные прототипы старались не вмешивать близких в своё соперничество.

Сценарий

Потрясающую идею Приста то ли недопоняли, то ли чем-то она не устроила Нолана, но читая книгу по горячим следам, удивляешься, насколько неудачный можно написать сценарий по ней. И если Энжер в фильме вызывает в финале отвращение, впрочем, как и Борден, то в книге Великий Дантон мне очень симпатичен и ему я сочувствую гораздо больше, чем книжному Профессору.

Что до идеи с машиной Теслы, то тут тоже искажение просто переворачивающее всё с ног на голову. Работай книжная машина, как в фильме, книжный Энжер не раздумывая, уничтожил бы её.

И уж тем более мне непонятна кровожадность Нолана в этом фильме. В книге нет ни мёртвых птичек, ни трупов людей в аквариумах, да и на причину, вызвавшую возникновение вражды двух иллюзионистов, у них двоих были разные взгляды, просто потому, что один даже не догадывался о последствиях своего, на первый взгляд благородного поступка (разоблачить мошенника). Руки же экранных героев по локоть в крови.

Коронные номера

Нолан срывает все покровы. Жаль только, что первоначальная идея этого практически не делала. То есть раскрывала суть номера Энжера и почти разоблачала Бордена, но как раз именно, что почти — остаётся много вопросов после книги, противоречащих разоблачению.

И остановлюсь на одном важном различии в книге и фильме, раскрывающем секрет Энжера. Прист подумал об душе, духовной оболочке, неотделимой от тела, и все описанные события первоисточника очень убедительны. Нолан об этом не подумал, и поэтому в то, как экранный Энжер делает свой трюк, не веришь — это неправдоподобно даже для научной фантастики.

Как вы думаете, есть ли разница в перемещении информации и клонировании?

Нолан посчитал, что нет…

Развязка

Книжная развязка тоже оставила небольшое разочарование. Экранная — просто пустоту, непонимание, в чём же мораль? Ждал я от захватывающего и жестокого фильма яркого солнца в конце — желал увидеть, как один из двух фокусников всё же сделает благородный жест и прекратит раз и навсегда вражду. Увы…

Итог

Книга, выполненная в стиле простого повествования четырёх ключевых персонажей, изливающих свою жизнь бумаге, позволяет нам взглянуть на одно и то же событие по-разному, переоценить его.

Фильм прямолинеен и однозначен. Его спасли бы не до конца открытая тайна трюка Бордена — чтобы зритель сам решил, в чём соль, и хэппи-эндовая концовка, в которой Борден исчез бы с помощью машины Энжера после своего «Абракадабра», и тогда я бы стоя аплодировал Нолану.

Поставил бы на балл выше, если бы не посмотрел ещё и «Иллюзиониста». А так, выигрывая в нагнетании атмосферы и сгущения напряжения, из-за бредовой концовки, «Престиж» уступает своему собрату в том самом эффекте, о котором и идёт речь в фильме.

7 из 10