Мелодрама — отзывы — стр. 72

…служебный роман хвалить нельзя критиковать…

…на очень усреднённом и размытом стыке нулевых и десятых годов нашего с вами нынешнего столетия Анатолий Ефремович Новосельцев (…в этот раз — Вова Зеленский…), холостой родитель девочки и… хм, тоже девочки, инертно трудится менеджером среднего звена в рейтинговом агентстве под началом суровой, успешной, несчастной в своём одиночестве и миленькой мымрочки Людмилы Прокофьевны Калугиной (…теперь уже — Светы Ходченковой…). По наущению свежеприставленного главного проектного консультанта и по нелепому стечению обстоятельств его давнего и близкого знакомца Юры Самохвалова (…представленного тут самим Маратом Башаровым…), удручающе волосатого и самоуверенного персонажа с серьгой в ухе, Толик решается на ухаживания за своей собственной руководительницей. В скоротечном круговороте мелькают увертюры с корпоративом в Турции, пьяным угощением коктейлями и целиком ожидаемым фиаско с падением будущей пары в составе Людмилы и Анатолия в бассейн общего пользования. И за всем этим буйством легко просматривается начало бурного, эффектного, очень милого и чувственного служебного романа. То есть, на повестке у режиссёра Сарика Андреасяна очень даже и всё как раз то, к чему зритель рязановского оригинала уже подготовлен…

…не смотря на общеканоническую завязку, подзаголовок современной итерации «Служебного романа» — «Наше время» — вносит необходимые для нынешнего поколения визуально-смысловые и культурно-технократические коррективы. Влюблённая женщина глубоко за тридцать в исполнении Анастасии Заворотнюк здесь предпочитает любовным рукописным посланиям сексуально-ролевые игры с переодеваниями и эротичными элементами бурлеск-шоу. На замену секретарше Лие Ахеджаковой явился метросексуал-референт Павел Воля; всё так же, впрочем, безостановочно, часами кряду висящий на телефонных проводах. А стихи Пастернака превратились в вирши рэппера Ногано. Но есть, положим, и совершенно бесценные находки. Например — смело зигующий Иван Охлобыстин в едкой импровизации на тему микса из оккультного гуру Вольфа Мессинга и тренера по карьерно-личностной мотивации…

…не сказать, что лента вышла прямо-таки и отличного качества, нет. Первая половина способна весьма напрячь зрительское терпение к избыточности картонных штампов и глуповатых автоповторов. Но спасительная прелесть в том, что со второй половины «Служебный роман» дня сегодняшнего принимается довольно бодро, хотя и не слишком заметно видоизменяться. Создавая такое впечатление, что гены рязановской родословной подхватывают ещё не тонущее, но заметно кренящееся на борт детище Андреасяна и плавно выталкивают его на поверхность приятного и умного восприятия. Превращая ремейк истории о настоящей внезапной любви на рабочем месте если и не в максимально реалистичное отражение жизненной ситуации, как было в случае с оригиналом, то хотя бы в крепкий образец жанра отечественной романтической комедии. А под занавес, «Служебный роман. Наше время» так и вовсе, что твой аллегорически-литературный атлант — расправляет плечи и принимается за малым разве только не гоголем ходить. Поначалу реконструируя до забавных подробностей подлинную сцену ссоры влюблённых в конторе, перерастающую в комичное подобие любовной корриды, а затем и выдумывая своё собственное, предельно достойное, детективное практически окончание…

…на выходе и по впечатлениям от всех восьмидесяти семи минут хронометража можно диагностировать следующее. Стартуя, честно признать, абы как — нарратив к экватору повествования уверенно выравнивается и представляет на зрительский суд вполне и очень неплохую, а местами и довольно хорошую киноленту на извечную тему любви в стеснённых обстоятельствах и при неподходящих положениях. Но, подобно настоящему чувству, любые преграды в таких случаях — отнюдь не помеха. И в данной картине, как и в реальной жизни, они — подобные помехи — не могут препятствовать, а способны лишь раззадорить и добавить бодрости и необходимой мотивации, и не более того. Но, к нашему с вами удовольствию — и никак не менее. А это само по себе стоит уже совсем, совсем не мало…

…правдивая сказка о волшебной реальности…

…осенняя Москва 1976-ого. В большом столичном статистическом госучереждении работают одновременно оба героя «Служебного романа» режиссёра Эльдара Рязанова. Первый — Анатолий Ефремович Новосельцев (…Андрей Мягков…) — сорокалетний холостяк с двумя малолетними сыновьями. Карьерно имеет чин старшего статистика. По факту — лишён всяких, даже чисто умозрительных перспектив дальнейшего роста по вертикали и в должности. Разведён, брошен первой супругой, ушедшей от него к другому мужчине. Крайне застенчив, косноязычен, весьма и очень не уверен в себе. Характер покладистый. Вторая — Людмила Прокофьевна Калугина (…Алиса Фрейндлих…) — руководитель данной конторы. Тридцатишестилетняя одинокая и неопрятная женщина. Но со служебной «Волгой» (…та самая, пользуясь крылатой фразой из самой картины, «…не машина, а малогабаритная квартира»…), с персональным водителем и фешенебельной жилплощадью в центральной части столицы всея Советского Союза. Несмотря на все материально-карьерные блага и достижения, гражданка оная — невероятно несчастна, одинока и личной жизнью предельно не обременена. Посему, за не имением домашнего очага и любимого мужчины, героиня Фрейндлих является на службу первой, уходит последней, погружается в процесс до самого конца и усиленно вытравливает из себя самой любые и всякие гендерно-феминные начала. Подчинённые по такому прекрасному психопортрету за глаза придумывают начальнице очаровательное прозвание «Мымра»…

…разбирать «Служебный роман» с серьёзным лицом и по всем правилам критиканства — чудовищно сложная и невообразимо непосильная задача. Творение Рязанова к моменту написания этих строк настолько превзошло все мыслимые и не таковые границы и квоты, отведённые для классификации произведениям изящных искусств от кинематографа, что воспринимать ленту в контексте одной лишь только экранной иллюзионарии попросту невозможно. Тут уже, как и у многих других шедевров до гениальности, действуют механики контркультурности. Цитаты из «…Романа» используются нынче всеми поколениями на уровне народных поговорок. Причём, часть из произносящих, если и слышала о первоисточнике этих сентенций, то скорее всего и наверняка не видела его воочию…

…секрет подобного врастания в плоскости зрительского восприятия, продолжающегося уже без малого четыре с половиной десятка лет, кроется, надобно думать, вот в чём. В художественном наполнении «Служебный роман» находится в идеальном состоянии гармоничной квазистатики между воздушной, душевной и романтической «Иронией судьбы…» и иронично резковатым, снабжённым острыми гранями сатиры «Гаражом». Данная кинолента являет на обозрение всем понятную и глубоко вовлекающую метаморфозу безнадёжной «мымры» и забитого тихони без радужных, да и вообще — каких бы то ни было перспектив. И вот здесь, режиссёр, творец и кудесник Рязанов оборачивается магом и волшебником, выдающимся бардом своего времени, доподлинным и достославным утешителем. Который с невыразимо мудрой, самую малость лукавой и невероятно сердечной улыбкой, с искромётной фантазией и практически ребяческим ощущением шалости и озорства показывает и даёт поверить всем нам — порой ведь и правда, мечты сбываются. А великое чувство любви способно не только побороть занудство, упрямство, рутину и набивший оскомину скучный и устоявшийся быт, но и дать возможность ещё раз поверить в себя. Осмотреться и узреть — настоящее, человеческое счастье всегда с нами рядом. Достаточно просто хотя бы раз сбросить с себя оковы слабости и неуверенности, и говорить, говорить до слёз, говорить до полной хрипоты самые правильные и нужные, но такие трудные подчас слова…

…одиночный хоровод сексуального взрастания…

…«Малена», в представлении режиссёра-итальянца Джузеппе Торнаторе, это летопись памяти некоего гражданина Ренато Аморозо о собственном малолетнем детстве. Каковое проведено было в крохотном приморском городишке на острове Сицилия во время Второй мировой. Чтобы скрасить тяготы переезда, вполне возможно — вынужденного, отец презентует сыну шикарный подарок — новый велосипед, который помогает ребёнку довольно быстро влиться в компанию местных детей. После уроков, страдающая от избытка гормонов полового созревания и излишков свободного времени, мужская часть детворы вместе с Ренато жадно обсуждает во всех смыслах и ненасытно обсматривает под любыми углами двадцатисемилетнюю дочку учителя латыни — Малену Скордиа (…Моника Белуччи…). Внешняя смазливость девицы не даёт покоя не только отрокам бледным со взорами горящими, но и вообще всему макаронистому народонаселению прибрежного посёлка городского типа…

…по ходу повествования здесь произойдёт ещё много, много чего. И надругания, и разнообразные вариации «любовей и чуйств», и изгнания из города, и подростковый мастурбационный фетишизм. И даже — средневеково-патриархальные побития камнями. Но самое заметное в картине, которое не просто мозолит зрительский взор, а натурально бьёт бобиной киноплёнки прямо по голове — это насколько мало и до нелепого много у «Малены» общего с объективной реальностью и жизнью вообще. Весь эмоционально-переживательный спектр человеческих чувств передан так, что просто стирается извечная разделяющая грань меж зрителем и творением синематографа — плоский и безжизненный киноэкран. Причём большую же часть времени все эти виртуозно снятые и срежиссированные страсти и увлечения помещены в такие рамки пародийного, сентиментального гротеска и деревенско-оперного абсурда на котурнах, что иначе как магией сногсшибательное качество итогового продукта с ходу и не объяснить…

…из литературного первоисточника «Малены» — рассказа известного в узких итальянских кругах сценариста Лючано Винчензони — вполне получилась бы чудесная, стильно-эротичная и элегантно-романтичная выставка ну, допустим, профессиональной серии постановочных фотографических конверсий. С реальными актёрами, безупречными ракурсами и роскошными декорациями. Народ, помяните слово, валил бы на подобное представление валом. Торнаторе, из каких-то личностных и сугубо эгоистических побуждений, вылепил на основе крошечного книго-этюда цельный двухчасовой кино-опус. Даже с настоящими фашистами, свастиками и ковровыми бомбометаниями авиации Союзников. И это там, где вполне по силам и средствам бы просто ограничиться фотоприбором. Потому как, если мальчик Ренато, как и положено подростку в пубертатном биологическом периоде жизни, ходит весь хронометраж полуслепым от нахлынувших со всех буквально сторон сексуальных девиаций и чарующих женских выпуклостей и, гхм, впуклостей, то отставная модель Моника Беллуччи ходит всю ленту чуть ли не немой. Да ещё так, словно под ней подсвеченный софитами и вспышками фотоаппаратов подиум. А в специально отведённых местах под диалоги или одиночные программные речи персонажей — лишь выразительно молчит, томно смотрит в объектив, и демонстративно не реагирует на любые проявления внимания окружающих…

…озвученное, кстати, в минусы тоже записать не выйдет. Ведь всякий кадр от такого превращается в подлинное произведение искусства, уже готовое для выставки. Положим — в виде чарующих масляных полотен. Ну, или там высокохудожественный антиблокбастер в рамках короткого метра. С удалёнными закадровыми метаниями изнывающего от спермотоксикоза Ренато и вырезанными диктаторскими радиолозунгами Муссолини. Но с непременным сохранением восхитительной музыки Эннио Мориконе — она здесь особенно хороша. Вот тогда и восхищаться можно было бы попросту бесконечно…

…по сумме всех итогов, возможно, «Малена» и не целиком последовательна во взятом со старта волшебном настроенческом эффекте милого до слёз грезы-воспоминания. Но великодушный эпилог (…не обошедшийся, прямо скажем, без едчайшей сатиры на провинциальные нравы и обязательное чувство стадности…), сопровождённый особенно трогательными музыкальными пассажами, возмещает всякие потери и нивелирует любые претензии. К просмотру рекомое — строго обязательно…

…«Анна Каренина» влюбляет и спаивает Толстого…

…Российская империя, год 1885-ый. Солнечный зенит степенной, роскошной и самой, наверное, прекрасной — викторианской эры человечества. С престола Всероссийского правит Царь-Миротворец Александр III (…Никита Михалков…). Мир, в обрамлении тёплых бархатных шпалер, вычурных медных светильников и ажурных невесомых занавесей, представляется непреклонным и нерушимым, как бы не бесновались революционные социалисты. Лекари увлечённо наставляют больных и здоровых в соблюдении гигиенических строгостей. Вера в прогрессивные технологические жизненные устои по числу адептов уверенно нагоняет постулаты религиозные. В этой уже декаде инженерными и изобретательскими гениями измышлены совершенно фантастические, чародейские буквально телефоны с фонографами и электрическими лампами накаливания. Промышленный бум Старого и Нового света подстёгивается невиданным развитием железнодорожного транспортного сообщения. А американский полубезумный самоделкин Дуглас МакКрекен (…Ричард Харрис…) старается внедрить и продать в России гротескный самоходный механизм для промышленной стрижки лесонасаждений под названием «Сибирский цирюльник». Для облегчения авантюрно-коммерческой составляющей в части охмурения потенциальных спонсоров и меценатов выписана прекрасная, словно полночная греза и обольстительная, будто сладчайший грех, штатовская плутовка Джейн Кэлэген (…Джулия Ормонд, которая здесь бессовестно, до наваждения походит на свою тёзку — «Красотку» Джулию Робертс…). Вопреки всем договорённостям, очаровательная Джейн совершенно случайно знакомится в поезде с лихим молодым юнкером императорского военного училища Андреем Толстым (…Олег Меньшиков…). Едва возникшие меж ними озорной флирт и трогательная симпатия молниеносно перерастают в отчаянно-взаимную влюблённость…

…Никите Михалкову удалось невероятное. Глазами влюблённой чужестранки Джейн зритель видит не только и не столько ошалевшего от её и своих чувств кадета Толстого, но — настоящую Москву образца заката эпохи русского царизма. Свежий взор изглаживает современность граней и урбанизм преломлений настоящего. Счищает привычную замыленность контуров, заново обнажая для зрителя все особенности национального характера. Открывает их во всём своём необыкновенном сиянии и золочёном блеске. Это трёхчасовое кинопутешествие в те времена, когда генеральствующий ректор военного училища свободно и без натуги изъяснялся на французском, немецком, английском и литературном русском. Когда на войну шли с песнями, а под венец — в слезах. И всё всегда было только всерьёз, всё до самого конца…

…сама история, конечно же, весьма тривиальна. Практически — до гениальности. Юнкерская истинная и бескорыстная любовь не может соперничать с генеральским всесилием, напором и похотью. Проблема, естественно, нетрудно решаемая, при наличии усердной и терпеливой выдержки. Но молодой и неопытный будущий офицер с горячим сердцем и раскалённой до предела головой не выдерживает напора чувств. И сценически-показушно карает престарелого соперника прямо в, гхм, лысину виолончельным смычком. Происходит рекомое, к величайшей горести влюблённых, в самый разгар аматорской курсантской постановки «Свадьбы Фигаро» на глазах у Джейн, высокопоставленных зрителей, светлых князей и самого наследника престола. Наличие в зрительном зале особы королевских кровей наделяет приговор худшим из возможных сценариев — Толстого обвиняют в покушении на жизнь члена императорской фамилии. То есть, собственно — в государственной измене. На этом фоне приговор в десять лет каторги в глухой тайге выглядят до необычного странным и предельно мягким наказанием…

…но, как бы то ни было, не стоит измерять ленту Михалкова общими аршинами правдоподобия и достоверности. И уж тем более — рассматривать «Сибирского цирюльника» как историко-психологическую драму, основанную на достоверном бытописном материале. Здесь во главе угла отнюдь не сухой документализм. Но — взаимодополняющий, любовный, практически, симбиоз романтики, мелодраматизма и ироничной комедии. А условности киноискусства и жанровые вольносказания просто стоят на службе необходимых лёгких фамильярностей сюжетных кульбитов, пикантности характеров и возрастных фривольностей героев. Здесь они лишь средства и инструменты достижения основной цели — воспроизвести, как неотвратимые обстоятельства становятся препятствием для возвышенных и истинных чувств. Разве что фатальным столкновением тут выступает не ледяная глыба, затопившая «Титаник», а необузданность страстей юного персонажа Олега Меньшикова. И это — самая выпуклая грань михалковской истории. Ведь наша доля — это неистовство и болезненная крайность широких чувств. А широта наших чувств — это уже судьба. Ну, право слово — распиваемое на брудершафт ослепительно красивой парой влюблённых шампанское, закусываемое придорожными бубликами, непередаваемо и объективно бесценно! Как бы вы сами к подобному до «Сибирского цирюльника» не относились…

…абстрактно-феерическая кино-театральная постановка…

…на закате XVIII-ого столетия, по окончанию скоротечного авантюрного турне по тогдашней столице всея Российского государства — Санкт-Петербургу, известный в те времена итальянский мистик, аферист и сын мелкого торговца сукном Джузеппе Бальсамо, прозывавший сам себя «графом Алессандро Калиостро», скрывается от преследования организованного для его поимки светлейшим князем Григорием Александровичем Потёмкиным-Таврическим. Укрыться лжеграф намерен в затерянной смоленской глубинке. Такова, вкратце, вся вменяемая сюжетная фабула творения режиссёра Марка Захарова по сценарию Григория Горина, выпущенного в 1984-ом. Всё происходящее на экране в дальнейшем не только никоим образом не укладывается в сюжетную канву первоисточника — повесть «Граф Калиостро» Алексея Николаевича Толстого 1921-ого — но и буквально на каждом шагу вступает в острое противоречие с законами, нормами и постулатами объективной реальности…

…не смейте, впрочем, подумать, что для «Формулы…» означенное выше — хоть сколько-нибудь добавляет по общему зачёту отрицательности в итоговой коннотации. Нет, ни в коем разе. Да, Калиостро в исполнении Нодара Мгалоблишвили и переозвученный Арменом Джигарханяном не получился бездушным шарлатаном, всю жизнь готовым расписать на формулы и уравнения, поглядывая на мироздание холодными, бездушными глазами. Здесь он, скорее сам не может определиться в своих чувствах. Он не замечает безграничной привязанности своей подручной помощницы Лоренцы. Единственное желание, чётко прослеживающееся весь полуторачасовой хронометраж — разложить все составляющие вечного чувства по полочкам и затем из них выпестовать некую всеприменимую и всеохватывающую формулу. И делается это совсем не от тяги к научным изысканиям, как могло бы показаться зрителю. А для того, чтобы самому понять и принять наконец самоценность любви. Бесконечно печальный графский взор, вопреки всем ужимкам и фокусам, выдаёт истинную тоску по этой самому, такому обычному, настолько прекрасному и, как оказывается, невероятно трудному для внутреннего принятия чувству. В этом захаровский персонаж разительно отличается от своего летописного прототипа. В реальном Калиостро под мягкими покровами великого мага, астролога, целителя и иллюзиониста обнаруживался циничный и безжалостный масон из наиболее устрашающей и печально известной ложи иллюминатов. Поддельный граф также слыл и каббалистом, для осуществления своих планов нередко проводя предельно тёмные и мрачные ритуалы с кровавыми жертвоприношениями…

…по структуре «Формула любви» — психоделический театральный карнавал, со множеством противоречивых, а порой и вовсе парадоксальных сцен и ситуаций. За простым и ненавязчивым визионерским претворением сокрыта недюжинная иронично-философская и поучающе саркастическая глубина. В которой не столь важно, из какого героя вываливаются разобранные на цитаты мудрости: самого великого магистра, его лакеев, провинциального докторишки или деревенского кузнеца. Всё выглядит предельно слитно и мелодично. Язык «Формулы» сплошь состоит из метафор, аллюзий и афоризмов. И это-то как раз вопреки всему не отвлекает ни от чего, но задаёт отдельный уровень смысловой нагрузки для лёгкости внимания и упрощения понимания. У Захарова и Горина фильм служит мысли, никак не наоборот. Перлы произнесённые устами героев увековечились во времени, всё прочее — лишь яркая и красочная, цветастая упаковка. Избавившись от дидактизма, присущего всем притчам, в том числе и кинематографическим, авторы и создатели лишились возможности показать некую сверхмысль, являющуюся всегда плодом и результатом выполнения некой сверхзадачи. Но ведь от чего нам с вами время от времени просто не шутить, когда шутится? Не любить, когда полюбится? И не порадоваться, когда радостно? Ведь у светлых чувств, как и у вечности Калиостро, одни лишь только извечные противники — отрешённость, безразличие и скука. А как раз для них все перечисленные чувства — окончательно смертоносны…