Отзывы на фильмы Элизабет Марвел c положительными оценками — стр. 2

Посмотрела этот сериал вчера, практически не вставая с дивана, и все еше нахожусь под впечатлением. Очень сильная история, особенно если учесть, что она основана на реальных событиях. Меня очень приятно удивило, как бережно создатели отнеслись к реальным событиям, сохранив их вплото до мельчайших деталей: как детектив сняла ДНК прямо в автомобиле, как Мари заставили изменить показания, пригрозив детектором лжи. Про этот фильм можно было бы подумать, что он в американских традициях сделан для пропоганды феминизма: женщины-детективы сделали то, что не захотели и не смогли мужчины. Но тут, напротив, никого нельзя обвинить в неоправданом лукавстве: именно так все случилось на самом деле.

После очень эмоционального первого эпизода начало второго кажется практически видео-руководством по правильному общению с жертвами насилия: "а теперь мы покажем вам, как это делать правильно". Это была единственная часть, которая показалась не несколько наигранной из-за своей идеальности, но зато создатели добились желаемого эффекта: этот контраст было невозможно не заметить. Для меня сериал стал не только очень впечатляющим, но и информативным: его явно создавали для того, чтобы люди научились правильно общаться с жертвами, узнали, чего можно ожидать, если с тобой случилось что-то подобное, и как можно постараться себя обезопасить или собрать как можно больше информации для полиции. Понятно, что никогда нельзя предугадать, как себя поведет твой мозг и какая у тебя будет защитная реакция, но любая информация может внезапно пригодиться. В любом случае, сериал очень важный и, я считаю, обязательный к просмотру для всех.

Тема, поднятая в этом сериале, очень тяжелая. Об это не принято говорить, это до сих пор вызывает возмущенные споры, и до сих пор многие женщины-жертвы изнасилования боятся признаваться в этом и подавать заявления на своих насильников. Здесь в том числе говорится и об этом. Меня потрясла первая серия – как можно было так жестоко относиться к девушке, почему с ней в полиции разговаривали мужчины и вообще ни один взрослый ее толком не защитил. Столько приемных родителей, ответственных лиц – и все только в кавычках. На деле все оказались только мастера упреков и обвинений. И каким же контрастом после этого воспринималась вторая серия – показательная, как «должно быть», если с женщиной случается такое. Контраст максимальный, и эмоции, вызванные этой серией – то же. В следующих сериях, я до самого конца переживала за первую героиню, хотя я подсмотрела в самом начале, начав просмотр с последней серии (случайно!). Не смотря на это, очень переживала, извинится ли по-настоящему кто-то перед ней – копы, друзья – приемные родители, но, как ни печально, этого так и не произошло. Единственное извинение ей пришлось самостоятельно требовать. Это наше общество, современное, и признаваться в этом очень неприятно. Наказание преступника в сериале, конечно, порадовало, и что всё сложилось благополучно. Но понятно, что так бывает не в каждом случае.
Детективы-женщины такие разные тут, их отношения – это отдельная сюжетная ветка, за которой интересно наблюдать. Еще мне было интересна тема отношений в семье, когда женщина максимально отдана работе, но здесь у всех довольно благополучно, так, что до конца не верилось, как всё положительно.

Второй Кауфман за декабрь. Первый мною просмотренный его фильм ( Думаю, как всё закончить, 2020) дался нелегко, он не вылазил из головы, не давал переключиться на другое кино.
Но этот...! Просто нет слов, какой тяжёлый осадок он оставляет за собой. Такое кино смотреть больно. Такое кино смотреть сложно. Потому что главным героем фильма является не человек, а болезнь, психическая. Не могу избавиться от ощущения словно прикоснулась к чему-то болезненному,от чего хочется быстрее и быстрее отряхнуться и убежать, но кажется,что от прикосновения нельзя отмыться да и мысль о том, что болезнь заразная, не даёт покоя...
Кино не для всех, сложное, многогранное, сумасшедшее, депрессивное, давящее, поглощающее. Никому не посоветую. Но оставлю этот очерк о нем здесь, чтобы потом не говорили, что не читали о фильме перед просмотром. А я пока настрою себя на третьего Кауфмана, Быть Джоном Малковичем. А когда-нибудь обязательно пересмотрю "Нью-Йорк, Нью-Йорк".

СИНДРОМ КАУФМАНА. «СИНЕКДОХА, НЬЮ-ЙОРК». Ирина Кушнарева, ИК, 04'2009
Некоторые экранизируют книги. Или комиксы. Чарли Кауфман в своем режиссерском дебюте «Синекдоха, Нью-Йорк» экранизировал синдром, психическую болезнь, названную — в честь открывшего ее врача — «синдромом Котара». Именно такую фамилию носит главный герой фильма, театральный режиссер и депрессивный ипохондрик Кейден. Человеку с синдромом Котара кажется, что он гниет и его организм разрушается, что он уже потерял какие-то органы или даже кровь. Наконец, ему кажется, что он уже мертв. С самого начала фильма у Кейдена целый набор симптомов. Скользя как по метонимической цепочке, его болезнь перемещается с одного органа на другой. То не расширяется зрачок и не вырабатывается слезная жидкость, то, наоборот, слюна. То вдруг случается эпилептический припадок, позднее сохраняющийся в виде тиков и судорог, с которыми Кейден Котар легко уживается. И зубы у него болят нетрадиционно, по принципу смещения — то пятерки, то шестерки. Котар даже не может как следует расслышать, к какому врачу ему идти, что и понятно, учитывая столь неустойчивое состояние его организма. Герой проецирует свои болезни на окружающих подобно тому, как, смотря телевизор, он видит во всех героях себя: будничное чувство без всякой эйфории. На совместном сеансе у семейного психотерапевта его жена Адель признается, что мечтала о том, чтобы Кейден умер и она смогла начать жизнь с чистого листа без чувства вины. Их четырехлетняя дочь разражается слезами, узнав, что у нее в организме, как в доме, тоже есть «трубы», по которым течет кровь:

«Я не хочу кровь!».

Как в «Алисе в стране чудес» нематериальные слова пересекаются с материальными телами и приносят этим телам физические страдания. «Есть психоз, это как у нашей мамы, а есть сикоз, ужасные прыщи на коже, как у меня», — объясняет Котар маленькой дочери на прогулке. По-английски звучит одинаково, возможно, поэтому у Кейдена Котара сикоз вызывает психоз или наоборот. Мать увезет маленькую дочку в Берлин, там ей покроют все тело татуировками из райских цветов — такой художественный проект. Но однажды цветы на коже начнут вянуть и скукоживаться, и девушка умрет, обронив увядший лепесток розы. А Кейден Котар будет тосковать по покинувшей его Адели, вторично женится на актрисе Клэр и будет весь фильм любить билетершу по имени Хейзел, живущую в горящем доме, то есть буквально рядом с тем огнем, который в конце концов ее убьет. Такова канва этого затейливого фильма, напоминающего лучшие страницы книги знаменитого врача-нейропсихолога Оливера Сакса «Человек, который принял свою жену за шляпу».

Фильм Кауфмана по стилистике чем-то напоминает кино Дэвида Линча. Не случайно, что снимал ленту Фредерик Элмес, работавший оператором на «Синем бархате», «Дюне» и «Диких сердцем». Но, возможно, у Кауфмана фильм получился мрачнее линчевских. Может быть, потому что у Линча все происходит в измерении, статус которого не определен, оно может оказаться и объективным, и субъективным. Это как посмотреть, границы размыты. У Кауфмана весь сюжет разворачивается внутри сознания героя, пораженного прогрессирующей болезнью.

Как если бы одного синдрома Котара было недостаточно, Кауфман добавляет еще одну болезнь, близкую к нему с точки зрения нейрологии, — синдром Капграса. В качестве подсказки эта фамилия помещена в список жильцов дома, который в одном из эпизодов читает Котар. Больные с синдромом Капграса испытывают трудности с идентификацией лиц, в частности, перестают узнавать близких, у них развивается иллюзия, что родных подменили, что все вокруг — двойники (изначально по-французски эта болезнь называлась «бред двойников»). В фильме синдром Капграса находит парадоксальную реализацию в профессиональных занятиях Кейдена Котара — в его грандиозном театральном проекте.

Кейден Котар, утрачивающий вследствие болезни границы собственной личности, пытается полностью объективировать свою жизнь, построив особую театральную машину. Когда ему неожиданно присуждают специальный грант «за гениальность», он может наконец выйти за узкие рамки регионального театра и замахнуться на большое модернистское произведение в духе Джойса или Малларме. Произведение, бесконечно разрастающееся и дублирующее жизнь. Вписывающееся в эзотерические традиции театра, в котором репетиции так никогда и не перерастают в спектакль. В одном из эпизодов это выглядит как машина симультанного театра: гигантское плато в заброшенном ангаре, на котором одновременно разыгрываются сотни микроэпизодов жизни Кейдена Котара. У каждого персонажа «из жизни» есть двойник-актер, у актера есть дублер, у дублера соответственно тоже должен быть дублер, и так до бесконечности, пока в тотальный спектакль не окажется втянуто все человечество. «Никто не является статистом!» — восклицает прозревший эгоцентрик Котар. Его опус магнум, к которому ему никак не удается подобрать название, призван включить в себя каждую мелочь, каждую случайность человеческого существования и сделать ее важной и неслучайной. Тут целый клубок борхесовских мотивов: и Фунес, чудо памяти о всей целокупности опыта, и Пьер Менар, дословно пишущий-переписывающий «Дон Кихота», и карта, идеально и в полном масштабе совпадающая с картографируемым объектом...

Этот необъятный театр соотнесен с тем, чем занимается любимая и утраченная жена Котара Адель. Она делает крохотные портреты ню, которые можно разглядеть только при помощи линзы ювелира. Театру как аппарату фрагментированного макрозрения, в котором отдельные сегменты могут так и не сложиться в единую картину, противопоставляется микрозрение, инсценирующее взгляд вуайера, смотрящего в замочную скважину. Театр Кейдена Котара — как египетские пирамиды, — Кант писал, что они могут быть восприняты только с определенной дистанции, иначе происходит экстенсивное накапливание частей, которые так и не «схватываются» восприятием. Но сама эта дистанция здесь отсутствует: все или слишком мелко, под «мелкоскопом», как у Адели, или слишком укрупнено, как у Котара.

В то же время это Произведение становится для Кейдена Котара устройством по улавливанию стремительно утрачиваемых смысла жизни и идентичности. Котар фактически конструирует выносной мозг. «Фильм-мозг» — так Делёз называл картины Алена Рене, создававшие нечто вроде модели работы мозга. Театральная конструкция Котара тоже воспроизводит работу мозга, поэтому лента Кауфмана, как ни странно, оказывается близкой к «церебральным» фильмам Алена Рене. В какой-то момент эта машина начинает продуцировать смысл практически самостоятельно и без участия главного героя. Переломный момент наступает, когда на прослушивание является Сэмми, человек, следивший за Кейденом и фиксировавший все детали его жизни. Сначала Котар назначает его на роль себя в спектакле, а потом делает своим дублером и в жизни. Вскоре Котару уже не нужно им руководить, тот и сам знает, что делать и говорить. Случайные, алеаторные связи, завязывающиеся между участниками гигантского проекта, когда Сэмми — Кейден приглашает на ужин реальную Хейзел, а реальный Кейден после похорон матери остается на ночь с дублершей Хейзел, словно воспроизводят активность синапсов как зон мозга, в которых образуются случайные связки и сцепления.

С одной стороны, разрастающееся количество двойников-дублеров становится для Кейдена Котара способом заклясть смерть. Всегда найдется двойник, чтобы умереть вместо него, как умирает Сэмми, бросившийся вниз с театральной конструкции. Театр превращается в машину бессмертия. С другой стороны, Котар не в состоянии удерживать свое детище под контролем, а его болезнь прогрессирует. В итоге он покорно уступает режиссерское место актрисе, приглашенной играть Эллен, уборщицу, нанятую Аделью убираться в ее нью-йоркской квартире. Иногда сама Адель принимает Кейдена за Эллен по телефону, иногда ее престарелая соседка отдает ему ключи от квартиры в уверенности, что он и есть Эллен. Кейден Котар все сильнее идентифицируется с Эллен, которая постепенно полностью захватывает власть над его сознанием. Это крайняя степень болезни: второстепенный герой полностью поглощает автора. Вот уже Котар вставляет себе в ухо наушник, и Эллен режиссирует его слова и действия. Созданная Котаром машина получает полную автономию, превращая его, демиурга, в один из своих винтиков, а затем саморазрушается. Фильм заканчивается на том, что театр-мозг «погорел». Трудно сказать, сгорел ли театр, потому что в мозгу Кейдена Котара произо-шли необратимые изменения. Или же, наоборот, распад сознания героя ускорился из-за пожара в театре. У Кауфмана получился бескомпромиссно мрачный фильм с аннигилирующим выводом в конце: все является всем (Everything is everything) и каждый является кем угодно, любым другим (Еveryone is everyone). Все границы между индивидуальными личностями разрушены, все переходит во все, а значит, и в Ничто. Высокий модернистский опус оказывается машиной отрицания и разрушения.

Чарли Кауфмана уже давно обвиняют в непростительном солипсизме. Эндрю Трейси в журнале Cinema Scope отметил, что Кауфман сумел создать такой механизм, при котором те, кто выступает с обвинениями в излишней депрессивности и мрачности, по сути критикуют не сам фильм, а личность его создателя. Он проводит параллель с Бергманом, сравнение, естественно, не в пользу Кауфмана: «Там, где у Бергмана интроспекция ведет еще глубже внутрь, Кауфман претендует на Высказывание с большой буквы, и эта попытка терпит полный провал». В развитии этой темы Трейси указывает, что подобная гигантомания с построением больших экстенсивных структур и стремлением ответить на «Великие вопросы» характерна для нынешнего американского независимого кино в целом и вписывает Кауфмана в линию, намеченную Коэнами в «Старикам здесь не место» и Андерсоном в «Нефти». И все-таки можно возразить, что у Кауфмана гигантомания медиируется личностью героя и вписанным в сюжет микро- и макрозрением. Гигантский театр Котара — осложненная синдромом Капграса защитная реакция на полупорнографические миниатюры его жены, оставившей в его психике неизгладимую травму. Модернистская гипертрофия творческого эго, бесконечное расширение сознания подрывают в фильме сами себя. Но эта сложносочиненная конструкция надежно защитила Чарли Кауфмана от ядовитых уколов критиков...отсюда

Очередная слезовыжимательная история о том, как тяжело быть хемофобом в свободной Америке, где на каждый чих есть правовой акт.
К счастью, в благословенной богом России не существует ни одного нормативного акта, который позволил бы наказать за производство смертоубийственного тефлона. А то пришлось бы несчастным людям с повышенной самосознательностью и желанием получить пару лямов компенсации возвращаться в пещеры рисовать гениталии. Химия везде! Нас травят корпорации, получающие за это миллиарды! У коров гниют зубы и они нападают на людей! А у нас тут люди на людей нападают, наверное из-за тефлона в газовой трубе.

Милая и очаровательная история, в которой злые промышленники наказаны долларом за то, что десятилетиями получали прибыль убивая собственных работников. Восхищает руководство Робы Биллота, которое мало того, что в ущерб собственной репутации и стабильным доходам ввязалось в сомнительное дело, так еще и десятки лет кормило сотрудника, который вел одно единственное дело. Интересно было бы узнать какой процент от 670 миллионов получила контора. Но, конечно, они все это не ради денег, а ради блага населения. Того самого населения, которое встает на биржу труда из-за того, что градообразующее предприятие почему-то закрыто. Которые негодуют из-за того, что им дали за анализы всего-то за 400 баксов, а потом годами не платят за то, как они страдают.

Невероятно драматичная история, которая базируется на одной статье в газете. Вызывают восхищение сценаристы, которые способны так фонтанировать фантазиями на тему хемофобии.

Пойду выброшу все ковры и сковородки.

Долго не хотела смотреть. Как-то не вдохновляли ни террористы, ни Ближний Восток, ни шпионские страсти в американском исполнении. Когда-то давно посмотрела российскую «Родину», кальку 1-го сезона американской и в общем понравилось. Сумели почти до самого конца сохранить интригу свой-чужой.
В результате посмотрела все сезоны разом. В этом есть как плюсы, так и минусы. С одной стороны, не надо почти год ждать продолжения, а потом пытаться вспомнить, кто все эти люди. С другой, когда смотришь подряд 96 серий, невольно начинаешь сравнивать сезоны, а в памяти все равно остаются только самые ударные эпизоды.
Самым мощным был все-таки первый, именно из-за противостояния Кэрри и Броуди. Сильными получились финалы второго и третьего (опять же благодаря этой паре). Пятый сезон – Берлинский – под конец тоже раскачался. А вот в шестом и седьмом слишком много политических игр вокруг президента-женщины, хотя с появлением старых знакомцев с Ближнего Востока сюжет заметно оживляется.
Восьмой (заключительный) самый неоднозначный. Довольно интересный, но вот финальная серия… Все было ради этого?

Ох, не знаю. Французы «Бюро легенд» завершили гораздо более достойно

Неизвестные обычной публике факты (если вы не особенно интересуетесь историей заморских государств) о 32-м президенте США Франклине Делано Рузвельте можно почерпнуть из этой картины. Далёкий 1939 год. Гитлер у власти. Планета в опасности. В Америку прибывает король Англии Георг VI, нервозный, застенчивый и заикающийся. Планируется обсудить создавшуюся ситуацию и что-то предпринять. Но фильм вовсе не о политике, он о характере президента, его слабостях, а также немного о британской венценосной семье.
Английское кино имеет свои определённые черты. А именно для меня это изысканность и своеобразный юмор, который доступен далеко не всем, а, возможно, даже большинству смешным совсем и не покажется. В этом фильме обоих факторов хватает в полной мере. Как и юмор, фильмы у них не для «широкого употребления»
«Гайд-Парк на Гудзоне» выставляет известного всему миру политического деятеля весьма не в однозначном свете. Не знаю, как кому, но мне он показался достаточно противным. Это отвращение появилось сразу после сцены в автомобиле на усыпанной цветами лужайке. Все остальные его черты, такие как добродушный нрав, целеустремлённость и прочие достоинства, показанные в фильме, сразу отодвинулись для меня на второй план. Я увидел в этом человеке шкодливого старикашку, а не талантливого политика, предпринявшего важные шаги для помощи союзникам.
Роджер Мишелл не любит американцев? Закралась у меня такая мысль. Хотя, кто ж их разберёт этих англичан? Возможно, режиссёр хотел показать общепринятую, простую жизнь самых обыкновенных президентов и обычных королей. «Очень приятно, царь».
Историческим фильм назвать язык не поворачивается. Никаких политических решений и телодвижений в мировом масштабе мы не увидим. А вот в то, что обрисованные события – правда, почему-то верится сразу.

Отзыв после 1 сезона.

Открыла я, значит, сериал в некое прекрасное воскресное утро... И очнулась в два часа ночи за примерно 12 серией. Увлекло!

Многие в курсе, что Шерлок Холмс попал в Книгу рекордов Гиннесса как самый экранизируемый персонаж. Вариаций парочки Холмс-Ватсон столько, что вряд ли кто-то посмотрел их все. В разное время, с разным бэкграундом, гендером, местом жительства и так далее и тому подобное. И этот вариант сильно огреб от критиков, в частности, за Ватсона-женщину или за Холмса-наркомана. Я не буду спорить со многими хейтерами сериала - минусов тут действительно много. Но, отойдя от канона, создатели сделали своего уникального и самобытного консультирующего детектива, приманивающего взгляды.

Меня порой раздражали ужимки Шерлока и его нервозность, но Джоан стала отличным противовесом в данной паре. Врезалось в память, как в сюжете с Мораном шоураннеры в попытках удивить зрителя начали херить выстроенный характер протагониста, с огромным трудом реабилитировавшись позже. Из других регулярных персонажей красиво вписался Альфредо, весьма удивил Мориарти, но куда больше - Ирен Адлер.

Сериал не избежал классической ошибки процедуралов - выбор актеров на второстепенные роли, когда сразу понятно, кто убийца, едва увидишь более-менее известное лицо. Ну и последние серии сезона полностью посвящены основному сюжету, без процедуральной составляющей.

В целом «Элементарно» - хороший крепкий детективный середнячок. Не шедевр, но и хейтить его я не вижу причин.