Bánffy, György. Отзывы на фильмы

Луи, помни о детях!
Неуловимые мстители, корона Российской империи

Говорят, что Зиновий Гердт отказывался участвовать в озвучке, но поменял свое мнение, когда ему показали фильм полностью. Прекрасно его понимаю! Этот камерный венгерский фильм пятидесятилетней давности стал для меня настоящим открытием. Здесь нет ни известных актеров, ни интересного сюжета, ни завораживающих кадров. И, тем не менее, я постоянно возвращаюсь к нему, и допускаю, что искать ответы на обозначенные в нем проблемы можно хоть всю жизнь. Надо заметить, что тема срыва печатей, приближающих нас к Божьему суду, возникает в кинематографе не в первый раз, что в целом говорит о том, что несмотря на то, что Бог давным давно "умер", мы все же осознаем, что делаем что-то не то, за что неминуемо последует наказание, если не нас самих, то потомков уж точно. Как нашкодившие дети, которые сами никогда не признаются, пока не словишь их за руку, и хотя они будут визжать и плакать, но внутренне с наказанием согласятся, потому что осознают его справедливость. В фильме вопроса о том, что конкретно мы делаем не так, не стоит, это в достаточной мере формулирует один из героев: "Бывало ли когда-нибудь в истории такое, чтобы из людей варили мыло?"

Ощущение того, что человечество не просто находится где-то на краю бездны, но уже утратило все точки опоры, подкрепляются самой атмосферой фильма. Герои сидят в кабаке и мило беседуют, а за стенами слышатся крики и выстрелы. Раздаются мольбы о помощи, звучит воздушная тревога, но герои, хоть и считают себя людьми достойными, даже не пытаются выглянуть наряжу. Что-то разладилось в этом мире, словно в музыкальном механизме, играющем нестройную мелодию в открывающей сцене. И потому логично звучит вопрос главного героя, Часовщика Дюрицы, который пытается понять, способны ли ещё люди делать нравственный выбор и быть честными хотя бы перед своими товарищами и самими собой. Он предлагает всем собравшимся сделать выбор в гипотетической ситуации: рабы они, позволяющие себя унижать и убивать, или тираны, не ведающие что творят. Совесть и тех, и других будет чиста, ведь и те, и другие считают, что поступают совершенно правильно. И как не отвратительна была бы роль тирана, все же герои сомневаются в своем выборе. Ведь вся их нынешняя жизнь строится на страхе, лжи и лицемерии, так какое они имеют право претендовать на место святых мучеников?

И на поверку оказывается, что каждый из них врет товарищам и ведет далеко не безгрешную и достойную жизнь. Книготорговец продает бесценные произведения искусства за еду, чтобы удовлетворить во всех смыслах свою любовницу. Столяр не имеет собственного мнения и по любым вопросам ждет, когда примут решение за него. Хозяин бара и вовсе втихаря подмахивает и фашистам, и коммунистам, рассчитывая оказаться в фаворе при любом развитии событий. Часовщик прячет в своем доме оставленных детей из еврейских семей, продолжая при товарищах играть роль циника-стендапера. И лишь пятый герой, Фотограф, считает себя в достаточной мере праведным и готовым доказывать это не только в горячем споре, но и на деле. Он получит свое наказание в виде распятия, вот только подставит под чудовищные пытки всех остальных. И каждому из героев придется делать выбор уже не в умозрительной форме, а в суровой реальности: готовы ли они за свою свободу, образно выражаясь, плюнуть в Христа? А если распят не Христос, а вполне себе человек, и более того, грешный и не очень приятный для вас?

Неужели вы выпустите отсюда людей, которые будут бояться, ненавидеть нас и при этом уважать себя? Неужели вы допустите такую ошибку?

Любопытно, что эти дрожащие твари, приспособленцы, прохиндеи, которые привыкли обманывать и терпеть, оказываются способны не подчиниться обстоятельствам. Книготорговец стойко откажется, Бармен бросится на истязателей с кулаками, и даже конформист Столяр окажется способен на бунт, выраженный если не в прямом противостоянии, то как писал Салтыков-Щедрин: "Кричал он шибко, что мочи, а про что кричал, того разобрать было невозможно. Видно было только, что человек бунтует".

Но самое трудное решение принимает Часовщик, спасающий не себя самого, а детей, причем детей чужих. Нацистам, выстроившим изумительно логичную репрессивную цепочку, которая должна привести к полному душевному слому всех несогласных, было невдомек, что вся их система рушится из-за того, что находятся люди, способные поставить жизнь другого выше своей собственной. И тем самым выйти из парадигмы раб-господин, в которой все вертится вокруг удовлетворения собственного эго путем причинения или получения страданий. Именно от Часовщика зависит, будут ли тикать часы жизни, будет ли время продолжать свой ход в лице этих несчастных детей, которые пока даже вряд ли способны осознать те жертвы, на которые он пошел ради них. А жертва Фотографа хоть и выглядит эффектно, но не приносит ничего кроме новых страданий. И тут раскрывается символизм их противостояния: Часовщик служит Вечности и следит за тем, чтобы время шло вперед, а Фотограф делает все, чтобы остановить это самое время, запечатлеть мгновение и подать его в нужном ему ракурсе.

А вот к этому фильму подобрать нужный ракурс рассуждений очень непросто. Можно расшифровывать библейские аллюзии, можно изучать влияние Достоевского, можно подходить с точки зрения развития исторического процесса, можно рассматривать сюжеты Босха, неоднократно мелькающие в кадре. Фильм-притча, и даже в некоторой степени загадка, потому что однозначной трактовки финальной сцены не существует. Это кладезь человеческих размышлений о собственной природе, которые будут актуальны всегда. Я знаю немало людей, готовых за свои убеждения принять боль и страдания, и знаю также немало тех, кто будет с удовольствием причинять эту боль и страдания всем несогласным. Но жизнь продолжает свой ход не из-за тех, и не из-за других, не из-за правых и виноватых, не из-за господ и рабов. Жизнь продолжает свой ход, пока существует Часовщик.