Клетка пошла искать птицу

Ты достаешь куклу из самого дальнего ящика. Снимаешь кукольную одежду. Гладишь ее длинные светлые волосы. Устанавливаешь в любые позы. Дотрагиваешься до самых запретных мест. Никто об этом не узнает. Кукла не сможет раскрыть твоих тайн. Она будет молчаливо выполнять условия неписанного договора. Ритуал проводится снова и снова. Каждый раз до желанных пульсаций, учащенного сердцебиения, расширенных зрачков. Но кукла не похожа на них. На тех, кого ты ожидаешь увидеть. Ты бы хотел большего. Тогда ты вспоминаешь о фотографиях. На них твоя кукла обретает человеческие черты. Теперь ты коллекционер. Теперь ты ценитель искусства. Теперь это так называется. Все приобретает другие формы. Кукла заброшена. Мысли — нет.

В этой комнате пахнет сухими цветами и женскими духами. В этой комнате пахнет старыми портьерами и пылью, намертво впитавшейся в обивку софы. Осколки света впиваются в рыхлый бархат, путаются в светлых кудрях. Жемчужные нити скользят по гладкому, хрупкому, бледному телу. Детские пальцы обвивают белоснежный череп. Пеньюар задирается, оголяя бедро. Щелчок. «Раздвинь ноги. Еще больше». Щелчок. «Это красиво». Ребенок старательно раздвигает тонкие ноги в ярко-красных чулках. «Убери руку оттуда. Не думала, что ты с комплексами». Ребенок принимает нужную позу. Ждет щелчка затвора, как доказательства, что все сделано правильно. Ребенок следит за мимикой матери, стоящей по ту сторону объектива. Старается считать эмоциональный посыл. В этой комнате пахнет опиумом и пороком. В этой комнате пахнет нереализованными амбициями и искусством. В этой комнате пахнет смертью. Здесь два мертвых человека. Но на самом деле никто не умирал.

«Фотография — вызов вечности» — говорил Жорж Перек, не уточняя при том, кем этот вызов должен быть брошен — фотографом, моделью, мыслями, зафиксированными светочувствительным материалом или случайным стечением обстоятельств. Но вызов быть должен. Вечность холодна и расчетлива, ей нет дела до кровных связей, материнской любви, в ее системе не действуют традиционные законы и нормы морали. И если для того, чтобы не оказаться в полном забвении, нужно будет толкнуть своего ребенка за черту — так ли это важно? Если матери будет нужно самолично раздвигать ноги своей дочери для удачного кадра, чтобы однажды обрести бессмертие — так ли это важно? Если нужно будет сломать собственное чадо, переломить хрупкую и, в силу возраста, еще полую душу — так ли это важно?

Практически автобиографичная лента французского режиссера Евы Йонеско (которая сама и является прототипом юной эро-модели), повествует о смерти при жизни. О том, что «родитель» — производное от слова «родить» и вовсе не обязан заботиться, любить и переживать за свое чадо, иначе он был бы «любитель» или «защищатель». О том, что резистентность детской психики хороша только на первый взгляд, а на деле лабильна в контексте замещения дискомфортных реалий на удобные иллюзии. О ребенке, психологически страдающем от эгоистичных псевдобогемных экзерсисов матери, но не имеющего права ни морального, ни физического покинуть клетку, выданную от рождения, только благодаря кровному родству и убеждающего себя снова и снова, что цель духовна и прекрасна, и стремящемся стать лучшей в том, о чем ее просят, старатель принимая «грязные» позы. О том, что кровные узы гораздо чаще становятся адской клеткой, чем может показаться. О двух мертвых девочках. Маленькой, которую лишили законного права на детство и большой, которая так из этого детства выйти и не смогла. Осталась в нем, как в плену.

Не бывает черного и белого, хорошего и плохого. Не бывает добра и зла. Нет ничего, что предстает в единственной форме и не имеет вариаций под преломлением точки зрения. Ответы в глазах смотрящего. Являются ли фото полуобнаженной девочки искусством или порнографией, эстетикой или грязью. Действительно ли это художественный образ или продукт больной психики ее матери, основанный на материализме и расчете. Однозначного ответа так и не нашли, хоть прошла уже почти половина века с первой публикации. Ясно одно, происходя от старославянского «искоусъ», термин искусство впитал в себя его трактовку, как «истязание или пытка». И в конкретном случае, можно прочувствовать это каждой клеткой. Но если истязание рождает красоту, разве оно того не стоило?..

Фотографии делятся на множество видов и жанров. Например, репортажное фото, портреты, пейзажи, натюрморты, глянец. В этом фильме речь идет о снимках эротического содержания. Ева Йонеско в дебютной режиссерской работе возвращается в собственные воспоминания из детства, когда она была моделью для своей матери и других фотографов. Ирина начала фотографировать дочь с 5-летнего возраста. Ее эстетикой был гламур и обнаженное тело. В 11 лет обнаженная Ева появилась на обложках итальянского «Playboy» и испанского «Penthouse», что вызвало неоднозначные отклики у публики.

В своем фильме Ева ничего не скрывает и не приукрашивает. Она довольно честно рассказывает о сложных отношениях с матерью и о своих чувствах. Маленькая девочка вместе с известностью получила серьезную психологическую травму, последствия которой преследуют ее до сих пор. В одном интервью она обреченно заявила, что при всем старании не удастся полностью изъять те снимки, которые стали достоянием интернета. Поэтому ей остается только просить журналистов, чтоб они не использовали обнаженные фотографии в качестве иллюстраций.

Главный вопрос фильма заключается в поисках тонкой грани, отделяющей высокое искусство от откровенной порнографии. Вердикт Евы неумолим: «Если видны определенные части тела и снимки сделаны с целью кого-то возбудить, значит, это порнография. Те, кто называет подобное искусством, попросту шуты». А ведь подобные истории вполне привычны для шоу-бизнеса, где «заботливые» мамочки подкладывают своих дочерей под нужных дядей, чтоб сделать из них звезд. Только потом звезды вырастают и становятся алкоголичками и наркоманками, как правило.

Фильм, конечно, шокирует образом матери, которая из милой девчонки вылепила вульгарную истеричную девку. Все-таки это нельзя оправдать искусством даже по меркам свободных от предрассудков 70-ых годов. Мать делала откровенные снимки, преследуя коммерческие цели. Она придумала сказку о свободе самовыражения в искусстве для других, а потом, возможно, сама в это поверила. Эксплуатировать образ своего ребенка на угоду похотливых мужчин — это действительно мерзко.

Режиссура Евы мне понравилась. Эпоху 70-ых она не очень хорошо воссоздала, на мой взгляд, но гламура и драматизма было предостаточно. Изабель Юппер блестяще исполнила роль матери, но юная румынская звездочка, Анамария Вартоломей, меня больше поразила своим дебютом на большом экране. В целом, фильм оставляет странные впечатления. История аморальна, но из этой аморальности можно вынести мораль. Во-первых, использовать детей для удовлетворения личных амбиций — это низко. Во-вторых, пусть дети остаются детьми, пока у них есть такая возможность, потому что они всегда успеют стать взрослыми.