Трое половозрелых японских юношей, предпочитающих не искать свое место в жизни, но исключительно ничего полезного для общества не делать, ибо и общество само для них ровным счетом ничего не значит, гонять на своих меметичных байках, травить сексуальные байки и сводить на садистские потрахушки каждых встречных-поперечных бабок, которые и сами не прочь, вступают на тропу личностного кризиса, когда один из членов банды встречает на своем пути милую прелестницу Нами, которой суждено обрушить привычный хаос существования для этих молодых людей, толком не понимающих не то, что в настоящей любви (жестокий секс для них привычнее всего), но даже в настоящей мужской дружбе, которой на первый взгляд так легко козырять, кичиться, презирая всех окружающих при этом.

Нами является, вероятно и по сей день, самой культовой героиней всего японского «розового кино», в 70-х годах прошлого века приобретшего невиданный размах при том, что преимущественно pinku eiga принадлежало в своей жанровой конвенции к весьма непритязательной и незатейливой эротике с элементами садизма и насилия, однако среди однообразных бездн «розовых фильмов» попадались и исключения из всеобщего правила, фильмы, к которым вполне справедливо отношение не как к грайндхаусу sexploitation разлива, а как к сильным авторским проектам с глубинным социальным и философским подтекстом. Манга «Потроха ангела» авторства выдающегося японского режиссера и сценариста Такаши Исии, в центре многочисленных историй сексуальных приключений которой находилась несовершеннолетняя, но уже готовая на все и со всеми девица Нами самой няшной внешности, познающая не только собственную сексуальность, пробуждающуюся в экстремальных условиях существования при любом подходящем случае, но и саму жизнь и общество, пребывающее в состоянии тотального дисконнекта, свое адекватное кинематографическое прочтение приобрела в далеком ныне 1978 году, в первом фильме из целой серии «Потроха ангела» с подзаголовком «Старшеклассница» режиссера Тюсея Соне, став не просто культом pinku eiga наравне с «Цветком и змеей«, но авторским погружением в мир тьмы, похоти, непонимания и страданий.

Обманчиво и опрометчиво было бы считать фильм Тюсея Соне типическим образчиком сексплуатационного кино или уж тем более нарочито перверсивным хоррором с магистральной в нем идеей бесконтрольного хаоса и всеобъемлющей порочной чувственности, руководящей поступками всех без исключения персонажей ленты, ведь тех самих ангельских потрошков, в которых и заключена духовная суть любого индивидуума, его эмоциональное вместилище, в избытке имеется и у Нами, и уж тем более у троицы сексуально озабоченных балбесов, подчинивших свою сознательную жизнь лишь потаканию основным инстинктам, умервщлению духа во имя жаркой плоти, которая в конце концов их же и погубит, приведя на эшафот и покаяние. Человек как жертва собственных неумеренных желаний, опасных страстей, роковых порывов, а потому обреченный в финале только на невыносимую боль, безжалостное унижение, на путь в никуда из ниоткуда, ибо люди, по Такаши Исии, рождаются не ангелами, но бесами уже изначально, с первых своих вздохов, с первого плача и стона. И лишь Боги и ангелы в дальнейшем им судьи, палачи их деяний, но дотоле, живя и плывя, человек, познавая мир, познает и сам себя, иногда окончательно теряясь в лабиринтах сложных взаимоотношений.

Нами и в манге, и в ленте Тюсея Соне выполняет в свою очередь роль не стороннего наблюдателя за процессами социального краха, но непосредственно вовлеченного в разрушительный тлен эдакого нетривиального восстановителя баланса моральных сил, является неотъемлемой частью мира, катящегося в пропасть, тогда как сама Нами, вдоволь насладившись упадком, сподвигнув на искушения и прегрешения всех искушенных и греховных, все равно останется чистой, отмыв чужой кровью собственное падение во имя большего блага. С остервенением отдаваясь на откуп сексуальным хищникам, Нами сама становится воплощенным демоном, не ведающим ни жалости, ни радости. Не будь Нами, уютный жестокий мирок троих парней на мотоциклах был бы по-прежнему нерушимым, а все возникающие конфликты разрешались бы исключительно силой. Но дева с ликом жертвы и телом палача обрекла их на мучения — не столько физические, сколь моральные, став для них не просто «одной из» изнасилованных, покалеченных, униженных и презренных, той, для которой нет даже имени, но ярким воплощение бунта Женщины — коварной и обольстительной, притворницы и затворницы, дикого ангела без крыльев.