Очень гнетущий фильм, как по нынешним временам. Такой вот "Гараж" по-французски и без тени юмора. Сандра только-только излечилась от депрессии (такова официальная версия, но на самом деле Сандра ещё сидит на таблетках и постоянно срывается в плач) и тут узнаёт, что на работе проведено голосование и по его итогам она уволена. Энергичная подруга поднимает шум и уговаривает директора провести в понедельник новое голосование: сотрудники должны решить, либо они получают премию, либо Сандра остаётся работать, но премии не видать. И теперь у Сандры есть выходные, чтобы объехать всех и попытаться уговорить их отдать свой голос за неё. Разные истории, разные судьбы: Сандре нужна работа, чтобы не потерять дом, для кого-то премия последнее средство свести концы с концами, кто-то опасается, что если не уволят Сандру, уволят его самого - да Сандра и сама не считает, что вправе о чём-то просить. Смотреть практически невыносимо - всё такое до боли знакомое - и я даже не уверена, что этот фильм стоит кому-то рекомендовать, хотя финал, пожалуй, можно счесть отчасти хэппи-эндом.

Характерной и, пожалуй, наиболее зримой чертой всего сознательного кино-, и мифотворчества бельгийских братьев-режиссеров Дарденн, находящихся с конца 90-х годов в авангарде всего бельгийского авторского кинематографического пространства и издавна принадлежащих к ведущим фаворитам Канн, является то, что в преимущественном большинстве своем герои почти что всех откровенно минималистских и гиперреалистических работ постановщиков относятся к категории людей неблагополучных, поставленных по воле обстоятельств или же рока на грань выживания, отправленных в расход на социальное дно, из которого им выкарабкиваться иногда просто тяжело, но чаще всего — невозможно. Молодые ли это семьи с детьми или состоявшиеся люди со своими цепкими взглядами на окружающее их мироустройство — герои Дарденнов как в их ранних документальных картинах, так и в полноформатных гиперреалистических зарисовках от «Двуличного» до «Обещания», от «Розетты» до «Молчания Лорны», от «Дитя» и до последнего по времени творения Дарденнов, фильма «Два дня, одна ночь» 2014 года, представленного ранее на Каннском кинофестивале и удостоенного приза экуменического жюри — переживают глубокие личные внутренние кризисы взаимоотношений на фоне откровенно враждебного окружающего их внешнего мира. Образуя единое типологическое и синематическое пространство, все фильмы Дарденнов по сути своей создают этакий полифонический и многоголосый монофильм со множеством героев, драматургических перипетий, этакую кинематографическую «Ругон Маккару» с единой идеологической базой, рисуя на выходе рельефный портрет всего современного европейского общества.

«Два дня, одна ночь» в этом художественном каноне воспринимается уже как неоднократно спетая песня, самоповтор, но новый лад, полный на сей раз не только привычной для режиссеров острой социальности в духе инвективы, обличения, граничащего с вызовом. Впрочем, и самоповторы чрезвычайно характерны для Дарденнов, которые буквально в каждой своей картине стремились воспроизводить реальность с той дотошностью, которая при определенных обстоятельствах может успешно граничить с чернушностью. Но ей, слава Богу, Жан-Пьер и Люк никогда не страдали. Традиционалистская для Дарденнов гуманистическая патетика в этой картине чуть смазана неожиданной политизированностью всего происходящего в картине. Определенно, «Два дня, одна ночь» в своей типологической принадлежности относится к лентам, продолжающим бунтарско-пролетарские традиции итальянского неореализма, опираясь на изыскания Элио Петри и Джузеппе Де Сантиса, только украшенного переиначиванием на современный лад практических находок и французской «новой волны». Кажется вовсе неслучайным, что на прошлогоднем Каннском кинофестивале новый фильм Дарденнов соперничал с новой же картиной «Слова, прощайте!» гранда новой волны Годара, проиграв ему по форме, но выиграв по гамбургскому счету по своему содержанию.

Положенный в основу сюжета «Двух дней, одной ночи» конфликт априори социален и ложится не только реалии современной Бельгии, но и всей Европы в целом, столкнувшейся как никогда до этого с высоким уровнем безработицы, тотального корпоративного разложения и финансовой нестабильности, отягощенной погоней за длинным долларом, но не за ценностью человеческих судеб. Корпорации безлики, профсоюзы слабы, пролетарий ничтожен — такова расстановка моралите в начале фильма, драматургия которого предельно насыщенна, строго дозированна и концентрированна и она уложена как раз в два дня и одну ночь, когда главной героине ленты, Сандре, и ее соратникам по несчастью дано шанс изменить положение, восстать против произвола и восстановить право пролетария на свой путь в рай, не минуя, однако, ни Лимба, ни Чистилища, ни Ада. Фильму присуща некоторая, даже в чем-то нарочитая театральность, впрочем, лишенная шелухи привычной для театра утрированности, ибо в нем царствует реализм и искрящаяся пронзительность. Дарденны, тривиально начав ленту с истории об увольнении, стремительно и беспристрастно меняют векторы оценок всех без исключения поступков главных героев, которым не присущи на антагонистичность, ни протагонистичность. Драма рабочего класса превращается в трагедию общества, обреченного на тягостный выбор между «плохо» и «очень плохо». Вернуться в насиженные и натруженные годами рутинной работы места, но при этом стать конформистом, предателем идеалов, или продолжить борьбу, встав на грань выживания, перейдя черту бедности, став социально нищим и парадоксально духовно богатым. Просто борьба за свое место под солнцем в фильме вскоре оборачивается борьбой за души, за их чистоту и верность идеалам, за преданность не только корпоративным божкам, но и собственной морали, которая, впрочем, хрупка. Хрупка и неоднозначна. Дарденны совсем не стремятся к романтизации или героизации собственной главной героини, по сути носителя центрального морального стержня, выразителя волнующих их проблем. Она — неотъемлемая часть той системы, против которой ей приходится бороться, часть, решившая отделиться ввиду потери ориентиров в жизни из-за депрессии. И противостоят ей такие же персоналии, которые до поры до времени не хотят бороться. Им уютно в своем статус-кво, в своей коллективной Я-ме, и Я тут является олицетворением слепого Мы, которое одним махом карает или спасает. Коллективное бессознательное сталкивается с мощным индивидуализмом, и победа будет лишь пиррова. При всей своей кажущейся очевидной прямолинейности и даже декларативности финал в «Двух днях, одной ночи» не является открытым. это не столько внутренний выбор Сандры, сколь воля самих режиссеров, избравших для нового пролетариата путь борьбы и нищеты, путь революции и контрреволюции.

Я так много слышала и читала об этом фильме, что была несколько разочарована, когда в результате — посмотрела его. Да, история не простая...да, люди могут удивлять, но не более того. Мне не хватило чего-то в этом фильме...я не смогла его прочувствовать до конца. Начнем с того, что меня жутко раздражала главная героиня. Ее мужу нужно дать медаль! Это же сколько сил и терпения надо, чтобы терпеть такую истеричку. И я все понимаю, депрессия и все такое, но ведь она вылечилась...вот только у меня создалось впечатление, что героиня, уже, привыкла плакать и ничего не делать и перестроиться ей сложно. Не все бы решились проехаться по домам и переговорить с сослуживцами. Но каждый думает только о себе. Все просят героиню поставить ее на их места...но никто не делает такого же, по отношению к ней самой. Так легко прятаться за чужими словами, за решениями других. А еще проще — спрятаться вовсе и не объяснять ничего. Подумаешь, от этого зависит судьба другого...но ты то в домике! Работа другого или терраса для собственного дома...действительно, сложный выбор. И все равно, моя злость на героиню никуда не уходила. За нее стараются, ей помогают...а она так легко сдается. Такие глупости творит! Ложь и агрессия. Нежелание слышать других. Толчок к изменениям в жизни. Неожиданный финал. Вот это мне, действительно, понравилось!