Отзывы на фильмы Романа Радова без оценки

…героический эпос с мощнейшим нравственным символизмом…

…продолжение культовой ленты Алексея Балабанова в 2000-ом начинается ровно там, куда нарративная кривая завела контркультурного народного мстителя Данилу Багрова (…всё тот же Сергей Бодров-младший, что и ранее…) в оригинальном «Брате» 1997-ого. Москва, шаржированная телепередача Ивана Демидова «В мире людей», Ирина Салтыкова в роли самой себя в недрах Останкинской телебашни. И далее гротеск повествования и сверхреалистическая манера подачи материала будет лишь нарастать. Леонид Якубович, Валдис Пельш, сауна с пивом, раками и фривольными гетерами на лёгком подхвате в горячечной раскадровке сменяются казённым банком криминально-финансового и практически инфернального здешнего антагониста Валентина Эдгаровича Белкина (…непередаваемо великолепный Сергей Маковецкий…). Столица древней Руси как-то не вполне заметно трансмогрифицирует в эпизодический нью-йоркский променад, из него расплываясь вне фокуса театрально-мафиозным Чикаго. И среди всех этих конфитюрных ракурсов и протяжных операторских проводок, Бодров с «братским» персонажем Виктора Сухорукова солируют в мракобесных погонях и жёстко спрессованных на одном длинном кадре перестрелках. Походя, с извиняющимися, злодейско-крокодильими ухмылками без устали и видимых совестливых угрызений укладывая трофейным вермахтовским автоматом MP 38/40 и музейным станковым пулемётом Максима образца 1910-ого горы трупов в общую могилу именного балабановского метафизического погоста отечественных философских боевиков…

…«Брат 2» — это невероятная, конечно, история. При том, что в самом факте появление любого продолжения кроется вполне себе здоровая и живая симптоматика самой кинематографической культурной среды. Ведь наличие очередного витка импровизированной серии означает непременный успех творения предшествующего. Вывод, прав слово, довольно циничный и само собой меркантильный. Но в данном, конкретном случае цинизм не есть маркером негатива, скорее — просто подтверждающим веянием эпохального засилия капитализма нашего нынешнего бытия. Но несмотря на явную коммерческую подоплёку, Алексей Балабанов снимает второго «Брата» так, что — натурально громы, молнии и звёзды из глаз, а — голова кругом, волосы дыбом…

…секрет беспримерного триумфа, цитатно-афористического терминологизма и увековечивания в истории «Брата 2», в отличие от первой части, спустя три года кристаллизовался у Балабанова несколько иным. Здесь зрителю под вывеской чернушной и сатирической криминальной трагикомедии предлагается вовсе не сумрачное и философичное развлечение, но транснациональная и разве только не космополитическая концептуальная притча. Которая, расцветая на фоне бессодержательного, беспощадного и бессмысленного жанрового утопизма тех лет, вкупе с тошнотворными мировоззренческими хлябями, выдаёт на экран концентрированную, жёсткую, сердитую и монолитную картину, манифест почитай что современной реальности. Да ещё и подкрепляя все повествовательные неологизмы и нарративную мифопоэтику предельно ясной схемой непрямого разъяснения сути происходящего. В том смысле, что все, кто не с нами и против правды — решительно и однозначно против нас…

…Алексей Балабанов, словно заправский жонглёр перемешивает в вихре взлетающих жанров стёб, иронию, сказочные мотивы и научно-популярные мифологемы. Ведь если несколько абстрагироваться от «бандитских» мотивов, «Брат 2» — это настоящая восточнославянская былина, продолжение мистического обывательского духа. Где Данила Багров — эпический богатырь, вооружённый прописными истинами и по уютному простой жизненной моралью. В рамках которой, то, что не своё понятное и привычное родное — отторгающе враждебно и чужеродно. Этим лента к себе и притягивает — она родная и близкая. Автор и ведомые им персонажи разговаривают со зрителем на его же языке. А всё то, что ясно интуитивно и почти без словесных увещеваний, наделяет приятной уверенностью и верой в собственные силы. Верой в себя и в свой успех, как в свершившийся и непреложный факт. А за такое картину Балабанова стоит как минимум визуально приласкать. Лучше, естественно, неоднократно. Но и откровенно неплохо, если даже всего навсего на пару часиков экранного времени…

…«Анна Каренина» влюбляет и спаивает Толстого…

…Российская империя, год 1885-ый. Солнечный зенит степенной, роскошной и самой, наверное, прекрасной — викторианской эры человечества. С престола Всероссийского правит Царь-Миротворец Александр III (…Никита Михалков…). Мир, в обрамлении тёплых бархатных шпалер, вычурных медных светильников и ажурных невесомых занавесей, представляется непреклонным и нерушимым, как бы не бесновались революционные социалисты. Лекари увлечённо наставляют больных и здоровых в соблюдении гигиенических строгостей. Вера в прогрессивные технологические жизненные устои по числу адептов уверенно нагоняет постулаты религиозные. В этой уже декаде инженерными и изобретательскими гениями измышлены совершенно фантастические, чародейские буквально телефоны с фонографами и электрическими лампами накаливания. Промышленный бум Старого и Нового света подстёгивается невиданным развитием железнодорожного транспортного сообщения. А американский полубезумный самоделкин Дуглас МакКрекен (…Ричард Харрис…) старается внедрить и продать в России гротескный самоходный механизм для промышленной стрижки лесонасаждений под названием «Сибирский цирюльник». Для облегчения авантюрно-коммерческой составляющей в части охмурения потенциальных спонсоров и меценатов выписана прекрасная, словно полночная греза и обольстительная, будто сладчайший грех, штатовская плутовка Джейн Кэлэген (…Джулия Ормонд, которая здесь бессовестно, до наваждения походит на свою тёзку — «Красотку» Джулию Робертс…). Вопреки всем договорённостям, очаровательная Джейн совершенно случайно знакомится в поезде с лихим молодым юнкером императорского военного училища Андреем Толстым (…Олег Меньшиков…). Едва возникшие меж ними озорной флирт и трогательная симпатия молниеносно перерастают в отчаянно-взаимную влюблённость…

…Никите Михалкову удалось невероятное. Глазами влюблённой чужестранки Джейн зритель видит не только и не столько ошалевшего от её и своих чувств кадета Толстого, но — настоящую Москву образца заката эпохи русского царизма. Свежий взор изглаживает современность граней и урбанизм преломлений настоящего. Счищает привычную замыленность контуров, заново обнажая для зрителя все особенности национального характера. Открывает их во всём своём необыкновенном сиянии и золочёном блеске. Это трёхчасовое кинопутешествие в те времена, когда генеральствующий ректор военного училища свободно и без натуги изъяснялся на французском, немецком, английском и литературном русском. Когда на войну шли с песнями, а под венец — в слезах. И всё всегда было только всерьёз, всё до самого конца…

…сама история, конечно же, весьма тривиальна. Практически — до гениальности. Юнкерская истинная и бескорыстная любовь не может соперничать с генеральским всесилием, напором и похотью. Проблема, естественно, нетрудно решаемая, при наличии усердной и терпеливой выдержки. Но молодой и неопытный будущий офицер с горячим сердцем и раскалённой до предела головой не выдерживает напора чувств. И сценически-показушно карает престарелого соперника прямо в, гхм, лысину виолончельным смычком. Происходит рекомое, к величайшей горести влюблённых, в самый разгар аматорской курсантской постановки «Свадьбы Фигаро» на глазах у Джейн, высокопоставленных зрителей, светлых князей и самого наследника престола. Наличие в зрительном зале особы королевских кровей наделяет приговор худшим из возможных сценариев — Толстого обвиняют в покушении на жизнь члена императорской фамилии. То есть, собственно — в государственной измене. На этом фоне приговор в десять лет каторги в глухой тайге выглядят до необычного странным и предельно мягким наказанием…

…но, как бы то ни было, не стоит измерять ленту Михалкова общими аршинами правдоподобия и достоверности. И уж тем более — рассматривать «Сибирского цирюльника» как историко-психологическую драму, основанную на достоверном бытописном материале. Здесь во главе угла отнюдь не сухой документализм. Но — взаимодополняющий, любовный, практически, симбиоз романтики, мелодраматизма и ироничной комедии. А условности киноискусства и жанровые вольносказания просто стоят на службе необходимых лёгких фамильярностей сюжетных кульбитов, пикантности характеров и возрастных фривольностей героев. Здесь они лишь средства и инструменты достижения основной цели — воспроизвести, как неотвратимые обстоятельства становятся препятствием для возвышенных и истинных чувств. Разве что фатальным столкновением тут выступает не ледяная глыба, затопившая «Титаник», а необузданность страстей юного персонажа Олега Меньшикова. И это — самая выпуклая грань михалковской истории. Ведь наша доля — это неистовство и болезненная крайность широких чувств. А широта наших чувств — это уже судьба. Ну, право слово — распиваемое на брудершафт ослепительно красивой парой влюблённых шампанское, закусываемое придорожными бубликами, непередаваемо и объективно бесценно! Как бы вы сами к подобному до «Сибирского цирюльника» не относились…