Отзывы на фильмы Дороти Мэлоун

It is a lovely thing that we have
It is a lovely thing that we
It is a lovely thing, the animal
The animal instinct
The Cranberries "The Animal instinct"

И действительно, есть что-то "звериное" в этом фильме, что-то отталкивающее и неестественное в поведении героев, которые занимаются сексом каждый раз, когда кто-то умирает. Ну так это же Эрос и Танатос, все по классике? Ан нет, никакой Эрос там и рядом не валялся - вместо него под кроватью валяется нож, с которого и начинается весь сюжет. Любовь приберегите для слезливых мелодрам, а здесь практически неонуар: роковая красотка Стоун и брутальный лопух Дуглас, сыгравшие, по-моему, лучшие роли в карьере. Надо отметить, что львиную долю их успеха предопределил лихо закрученный сценарий, который с одной стороны умеет заинтриговать и по сей день вызывает споры, а с другой стороны подспудно поднимает вполне себе философские вопросы. Голландский маэстро смешал вместе психоанализ и порно, классические триллеры Хичкока и трешовые итальянские джалло, и получил на выходе культовую вещицу, которая хоть и устарела на уровне восприятия жанра, но вызывает исключительный интерес как рефлексия социальных тенденций конца 80х - начала 90х годов.

Первое, что бросается в глаза, это различие между самопрезентацией двух главных героев. Ник (Майкл Дуглас) ходит в костюме, ведет себя нарочито небрежно, но при этом не пьет, не курит и даже по бабам не бегает (что отражается на состоянии рук). Кэтрин (Шерон Стоун) демонстративно перекидывает ноги, курит следователям в лицо, нюхает кокаин и провоцирует всех особей противоположного пола своей дьявольской невинностью. Ник старомоден во всем: в методах расследования, в привычках, в цеплянии за верных приятелей и воспоминания о жене. Кэтрин ломает стереотипы о женском благочестии: окружает себя убийцами и собирает с жертв коллекцию трофеев, открыто использует мужчин для получения сюжетов и удовольствия, а женщин превращает в безмолвных соучастниц хитроумных игр. В ее лице стареющий патриархальный мир получает удар ножом по шее и захлебывается в собственной крови и сперме, получая мазохистское удовольствие от привязывания к кровати умницей/красавицей/спортсменкой/социопаткой. В конце концов и Ник сломается и станет ее очередным "трофеем", заслуживающем место на брачном ложе с Богиней только потому, что станет ещё одним убийцей из ее окружения. Пусть верит в свою избранность и привлекательность, ведь этого вполне достаточно, чтобы превратить правильного копа в послушную игрушку, готовую преступить закон по щелчку ширинки.

Но все это уже тысячу раз пройдено и сейчас не представляет особого интереса, если вы не ярые фанаты главных актеров. Более важным мне представляется возможность проследить развитие образа сильной женщины на примере персонажа Шерон Стоун. На рубеже 90х годов по разным причинам начался прорыв в представлении женщины на экране: Рипли в "Чужих" (1986), Кларисса Старлинг в "Молчании ягнят" (1991), женщина-кошка в "Бэтмене" (1992), Сара Коннор в "Терминаторе 2" (1991), героини "Пианино" (1992), "Мизери" (1990), "Никита" (1990), а после будут "Криминальное Чтиво" (1994), "Зена" (1995), "Матрица" (1999) и так далее. Ещё никогда в истории кино не было такой концентрации неоднозначных женских образов, коренным образом перевернувших игру. Их сила — не в непогрешимости, а в многогранности: они матери, убийцы, профессионалы, манипуляторши, жертвы обстоятельств и победительницы систем. Они берут инициативу в свои руки, не подчиняются и не ждут, а используют силу, ум и сексуальность, чтобы добиваться своего. Но Кэтрин из "Основного инстинкта", конечно, не стала иконой феминизма, поскольку ее проявления силы и характера переступают моральную черту, ее божественная красота служит орудием хаоса, а ее колоссальная энергия творца губит все живое вокруг. В этих противоречиях и заключается революционность ее образа, который даже по нынешним временам выглядит весьма дерзко.

Но самое главное даже не в этом. На пороге 20 века один весьма неглупый философ вынес вердикт поверившему в свою значительность человеку: "Бог умер!" По аналогии можно с изрядной долей точности сформулировать важнейший симптом, осознанный на пороге 21 века автором "Основного инстинкта": "Родитель тоже умер!" Ник не имеет детей от первого брака и не упоминает никоим образом о своих родственниках. У Кэтрин сама идея материнства, о которой говорится как раз в финальной, самой важной сцене, вызывает отвращение. Она сознательно отказывается от своего продолжения, заменяя basic instinct на получение извращенного удовольствия в сексе, обручальное кольцо на нож под кроватью, а вместо ребенка "рожает" безжизненные коммерческие сюжеты в мягкой обложке. Их союз не только разрушителен, но и бесплоден; а вслед за бесплодием биологическим, выразившемся в резком снижении демографических показателей в большинстве стран мира в начале нулевых, следует бесплодие творческое. И оба эти явления, в отличие от жанровых перепетий фильма, являются актуальными и по сей день. Человечество в целом перестало продуцировать принципиально новые жизнеспособные идеи, пользуясь наследием безбожного 20 века, а кинематографисты стабильно наполняют кинотеатры и онлайн-сервисы одними и теми же героями, римейками, сиквелами и прочими вбоквелами. И вот уже воскресли умершие в конце 20 века вестерны, нуары и мюзиклы, классику фантастики разобрали на бесконечные сериалы, а Джеймс Бонд, Джокер и Безумный Макс, словно Гослинг в конце "Драйва", все никак не умрут. И если это все по-большому счету ерунда, то тот факт, что наше "продвинутое" время так и не родило новой модели международных отношений на принципах сотрудничества, а не вражды, заставляет задуматься.

Окрашенный кровью закат ложился тенистыми мазками на зеркальное пространство комнаты, в которой в страстном акте похоти переплетались тела мужчины и женщины. Воздух вокруг, пропитанный коксом и виски, был накален от секса, неумолимо приближался финал, апогей этого любовного танца, готовящегося обернуться танцем смерти, dance macabre. Оргазм охватил взмокшие тела, плоть готовилась к капитуляции, и сверкнул в золоченной полутьме нож, и кровь хлынула на белые простыни, и инстинкт убийства возобладал над инстинктом выживания и инстинктом самосохранения. Над всеми иными инстинктами, кроме жажды владеть её телом с тем, чтобы потом быть проглоченным этой дерзкой паучихой.

Совершенно не нуждающийся в излишних представлениях, эталонный в своём жанре эротического триллера «Основной инстинкт» Пола Верховена на первый взгляд с лёгкостью прочитывается как картина о безмерной, практически садистской власти женщин над мужчинами, о тотальной власти тела над разумом, о силе секса и слабости сильного пола. В сущности это так и есть, однако фильм намного более замысловат, чем может сперва показаться. Кэтрин Трэммел одинаково хорошо примеряет на себя роль палача и жертвы, объекта страсти и субъекта лжи в то время как сама она тот ещё мистификатор. Как и любой писатель, она рассматривает всех как своих прототипов, перенося в мир реальный собственные выдумки, и воплощая их подчас чужими руками. А что если все показанное в фильме всего лишь ещё один роман зловещей беллетристки, подчиняющей людей исключительно во имя своих целей? Полностью пустой от лирических отступлений и инфернальных сновидений, «Основной инстинкт» к финалу сам начинает напоминать не то алогичный сон недремлющего демона, не то отрывок из криминального чтива, поскольку загадка о жестоком секс-убийце оказывается неразгаданной, ибо сама Кэтрин, как основной демиург своей и чужой жизней, ещё не решила толком нужен ли ей больше Стрелок или нет. С самого первого, высказанного авторами вслух момента своей основной биографии (а про жизнь Кэтрин зритель знает не так-то уж и много) загадочная femme fatale была окружена пороком и смертью, и рано или поздно, но тьма должна была её поглотить. И обман стал её новым ликом, а литература — главным алиби. Но при этом в картине не только находит своё отражение тема разрушения стены между вымыслом и реальностью, но также раскрывается и идея женской самоидентификации, ведь Верховена гораздо больше интересует не Ник, с которым, впрочем, ассоциируют себя большинство мужчин (отдельно хочется упомянуть, что такая идентификация происходит почти со всеми классическими героями Майкла Дугласа), а Кэтрин, женский вариант Герарда из «Четвёртого мужчины», но лишь отчасти ввиду нарочитой синефильской наполненности ленты.

Так толком и не распрямив пружину детективной интриги в финале, Верховен в «Основном инстинкте» не только стремится создать эдакий откровенный вариант «Головокружения» Альфреда Хичкока, по сравнению с которым фильм Пола Верховена всего лишь пастиш, или перефразировать собственного же «Четвёртого мужчину». «Основной инстинкт» является тесно взаимосвязанным с «Бритвой» Брайана де Пальмы, и даже главное орудие убийства не кажется таким уж случайным. В далёком 1972 году итальянский мэтр хоррора Умберто Ленци выдал на гора джалло «Нож для колки льда», сюжет которого начинается с гибели родителей 13-летней Марты Колдуэлл. То же самое, гибель родителей, как известно, произошло в жизни и Кэтрин Трэммел, но если Марта психически сломалась, став немой, то Кэтрин стала лишь сильнее и опаснее. И чем не её отражение в кривых зеркалах Элизабет Гарднер? Её доппельгангер, боящийся своего Я и предпочитающий маски, новые имена, тающие личности. Верховен, взяв из довольно таки паршивого фильма Ленци часть сюжетного скелета, нарастил на него свою плоть, но сохранив в качестве эдакой синефильской подсказки нож для колки льда, который что в джалло Умберто Ленци, что в воплощенном мире сексуальных фантазий и фетишей Пола Верховена играет роль в сущности сугубо второстепенную, фрейдистскую. И густо смешав воедино Фрейда и Гегеля, Хичкока и Ленци, секс и насилие(а говоря словами Андрея Плахова об Эмире Кустурице, центральными темами творчества и Пола Верховена в том числе являются мачизм, брутализм и витализм), реальность литературной выдумки, влажные сны и тьму людских пороков, дешёвый пальп и высокий стиль, Верховен провокационно ответил на извечный вопрос: «Что хочет женщина?». Быть сверху, играть со своим любовником в игры страсти и не отпускать его ни на миг, держа не столько его сердце в своих окровавленных руках, трепещущее от предвкушения, сколь за член, покорный в этих же самых руках невинной дьяволицы. Любые инстинкты, кроме сексуальных, полностью атрофируются, и снова будет кровавый закат, и новый роман той, для которой все её книги это и есть жизнь, ибо в самой её жизни слишком много смертей. Ей придуманных, ей реализованных, ей написанных.